Судьба гусара

— Sinulle kirjeen, Herra, — подойдя сзади, тихо сказал Матиас. — Пис-мо.

— Письмо? — гусар удивился… хотя не совсем. В принципе, он ведь и ждал письма… только вот при чем тут слуга?

Сложенный вчетверо лист желтоватой шведской бумаги, заклеенный похоже, что рыбьим клеем, Дэн распечатал уже в своей комнатенке в Хаминго. Велел Андрюшке-слуге зажечь пару свечей, уселся за стол, сбросив доломан на печку…

«Lupasin kirjoittaa. Halusin sanoa. Kiitos. Tiedän, velho, Croato vie sielusi. Mutta et ole kuollut. Niin, sinulla on kaksi sielua. Nyt siellä oli yksi. Et ole sinä. Et ole täältä. En tiennyt sitä ennen. Mutta hän ei. Nyt — uskoa…»

Увидев финские слова, гусар растерянно потянулся к трубке. Раскурив и выпустив в низкий потолок клубы табачного дыма, снова подозвал слугу:

— А ну, Андрей Батькович, сбегай-ка за толмачом. Поди не спит еще. Скажи, чтоб шел сей же час.

— Ага, батюшка! Все сделаю, не сомневайся. Толмача враз сыщу.

— Ну, ступай, ступай. Всем бы такого слугу, да.

Толмач явился минут через пять и перевел быстро — да и что тут было переводить-то? Денис же все записал в заветную свою, «поэтическую», тетрадочку. На всякий случай. Чтоб потом перечитать, поразмыслить. Вот что вышло.

«Я обещала написать, — выводила Тарья старательным девичьим почерком, как пишут те, кто недавно научился письму. — Я хотела сказать. Спасибо. Я знаю — колдун Кройто забрал твою душу. Но ты не умер. Значит, у тебя две души. Теперь осталась одна. Ты — не ты. Ты — не отсюда. Я знала это и раньше. Но не верила. Теперь — верю… Мы с тобой встретимся еще. Я знаю».

«Знает она, — посасывая кончик трубки, задумался Дэн. — Две души, говорит, было. Теперь — одна. Выходит, тот колдун, Кройто, забрал-таки душу гусара! Ну, это я и без Тарьи знал… догадался как-то. Хорошо хоть не полностью душу забрал, хоть что-то осталось. А-то как бы я нынче на коне скакал да махал саблей? Конечно, научился бы… Но это же — время, время… Эх! Не то написала колдунья. Вовсе не того я от нее ждал. Ждал, что подскажет — как выбраться? Как вернуться? Туда, к себе… Впрочем, и здесь уже привык, несмотря на то что война. Так ведь почти четыре года прошло… да, четыре. За это время к чему хочешь привыкнуть можно. Получается, и здесь уже — „у себя“. И… там… в академии… там таких друзей не было! Таких вот, как здесь! Лешка Бурцов, Кульнев, Тошка, да множество… Еще Костя Культяков… Ах, Костя, Костя… Царствие тебе Небесное! Друзья… есть ли что-либо приятнее сердцу? Ну, окромя родителей… Родители… Родители гусара, похоже, живы еще. Еще придется их навещать… и как тогда? А, увидим…»

Денис вновь выпустил дым и вытянул ноги к печке:

«Трубка… Что ж я ее курю-то? Раньше ведь, там, не курил… А тут вот… Это все гусар? Ему приятно? Или я уже тоже втянулся, привык. Вроде и согревает. И прогоняет грусть».

— Батюшка, не изволишь ли щец? — отвлек от раздумий Андрюшка. — Хорошие щи, наваристые. С солью!

Гусар отмахнулся:

— Да уж, благодарствую, Андрей Батькович, в гостях ухи накушался. Ты, братец, это… ты ступал бы уже спать.

— Ага, барин. Покойной ноченьки!

Подстелив тулуп, ординарец завалился за печкою и вскоре заливисто захрапел. Денис же все сидел за столом, дымил трубкою, думал… Вот опять же, все эти словечки, манера говорить — она ведь, без сомнения, здешняя. Все эти «право же», «братец», «отнюдь»… Да и французский…

«Je sais pas en français! Je parle couramment le français, un peu plus, je lui parle! Bien plus tôt, le cadet Davydov cette langue ne le savais pas»[10].

* * *

— Лед треснул, братцы! Лед…

Кто-то из вестовых крикнул это так громко, что все гусары, вздрогнув, разом повернули коней. Почти все гродненцы уже перебрались на пологий заснеженный островок, один из островов Аландского архипелага, что тянулся от низких финских берегов почти до самого Стокгольма. Князь Багратион давно уже предлагал совершить по островам победоносный рывок до шведской столицы… и вот, наконец, командование на сие решилось!

Непобедимый авангард Багратиона — кульневцы — во главе со своим генералом, бесстрашно взошли на лед, один за другим сгоняя шведов с попадавшихся по пути островов, больших и, мягко говоря, не очень. Вот как этот…

Погода портилась, налетал ветер, теплело. Лед уже начинал проваливаться, вот и сейчас не вынес тяжесть обозных саней.

— Лошадей! Вытаскивайте лошадей! — Подскакав, Денис спешился, бросился вместе со всеми к разверзшейся полынье, заполненной белыми осколками льда — шугой. Сильные руки солдат уже подхватывали коней под подпруги, кто-то уже ухватился и за оглобли…

— Эх, братцы, ухнем!

— Мешки, мешки тащи! Бросай сани, — закричал Давыдов, глядя, как сани неумолимо уходят под воду. Да и черт с ними! Деревянные — не утонут. Вот лошадки… лошадок жалко — вода-то холоднющая…

— А ну, потянем! Ага… И-и-и… раз-два… взяли!