Судьба гусара

Вернуться обратно не получалось! Дэн осознал это постепенно, пытаясь вырваться при каждом удобном случае. Наверное, поэтому и шок не был столь уж заметным — юноша уже просто привык. Привык к раздольным полям, к друзьям-гусарам, к веселым пирушкам, лошадям, женщинам. Да что там говорить, вешать нос в гусарском полку было решительно невозможно! Просто никак. То одно, то другое, опять же — стихи. Стихи о гусарской жизни сочинялись на удивление легко и приятно, друзья их принимали с восторгом, а еще доходили слухи, что и уездные барышни переписывают их в свои девичьи альбомы.

Кстати о женщинах… Катаржина, та самая роковая красотка, к которой так стремился поэт-гусар, неожиданно была помолвлена со старым князем Черкасским и в самое ближайшее время собиралась за него замуж. Будущий муж был старше своей молодой супруги раза в три, но это никого не смущало — такие уж тогда стояли времена. Вот если б наоборот — старуха с молодым, тогда всем про молодого было бы ясно — тот еще фрукт, ищущий всяческих материальных выгод.

Что же касаемо юных дев, так их отдавали замуж частенько против воли, да и вообще, брак был делом родителей. И это правильно, наверное, — ну ведь решительно невозможно поручить такое важное дело подросткам, тем более влюбленным! Катаржина же была сиротою и бесприданницей, и к замужеству ее явно приложила руку кузина. Что ж, очень даже неплохой выбор, учитывая богатство князя. Можно сказать, юной польке очень даже повезло с мужем. Богат, знатен, знаменит! Ну, а что касаемо сексуальной жизни, то… гусары на что? Их ведь тут — целый полк. Правда, теперь не столь уж и рядом — от Звенигородки до имения князя под Черкассами — больше ста верст. Впрочем, разве ж это преграда для двух молодых людей, чувствующих друг к другу симпатию?

Уже после маневров, где-то в начале сентября месяца, Давыдов неожиданно получил от своей пассии письмо, доставленное с оказией — возвращавшимся в свой полк уланским капитаном. Письмо сие — а скорей, записка — было написано частью по-русски, частью по-французски безбожно исковерканными словами, из которых, однако же, можно было понять, что пылкая полька соскучилась и жаждет встречи.

«Приежжяй мон амур буду в Михайловском монастыре сентября двадцатого дня твоя ктржна».

Вот примерно так. В таком вот телеграфном стиле.

Прикидывая, что со всем этим делать, Денис Васильевич испросил совета у лучшего своего друга — Бурцова. Бравый ротмистр лишь подкрутил усы и, лукаво глянув на друга, сказал: «Поезжай! Коль женщина зовет — так тут и думать нечего, особенно гусару». Удобную причину для отлучки вполне можно было придумать — скажем, навестить некую престарелую тетушку, возвращающуюся в Москву со своей южной усадьбы.

— Так ведь вранье получится! — не согласился Денис.

— Так ведь ради дела! — Алексей Бурцов, когда хотел, мог уговорить любого. — Тем более ты можешь и не говорить, что к тетушке. Скажи уклончиво — к родственнице… почти ведь так оно и есть?

— Рапорт поеду подавать, — с неожиданной хмуростью вдруг промолвил Давыдов. — О переводе на театр военных действий. Давно хотел уже. А то ведь так и не удосужусь отведать ратной славы! Братец мой младший, Евдоким, так ведь туда и отправился, в расположение генерал-аншефа Беннигсена. Прислал вот письмо из Вильны. Вояка! Так и мне негоже отставать.

— Ну, можно и так, — подумав, ротмистр махнул рукою. — Рапорта-то мы все подадим… А я вот все же надеюсь — может, и наш полк бросят в бой? Не оставят в резервах…

Денис покусал ус:

— Может быть. Но я все же подам. Заодно и даму проведаю.

— Вот это правильно! — засмеялся Бурцов. — Жаль будет расставаться, коли рапорту твоему ход дадут. Лучше б в одном полку… вместе…

— Ах, друг мой Алексей! Хорошо бы да кабы!

Взволнованные друзья обнялись и расцеловались, после чего окрыленный поддержкой Бурцова Денис тотчас же отправился к своему командиру.

Полковник Ставицкий принял бравого гусара тотчас же и, узнав, в чем дело, перечить не стал:

— Знаю, знаю, все вы в бой рветесь. Особливо ты. Брат, говоришь?

— Да, да — Евдоким. Поди скоро уже и воевать будет, а я…

Искоса поглядев на своего подчиненного, полковник надел треуголку — он все же собирался кого-то проведать:

— Понимаю, все ж таки после гвардии у нас, верно, скучновато? А, Денис?

Давыдов потупился:

— Что вы, Яков Федорович! С такими-то орлами когда и скучать?

После посещения полковника Дэн внезапно ощутил некий подъем чувств. Денис Васильевич года полтора назад был сослан в Белорусский полк из столичных кавалергардов, сослан за стихи, и, конечно же, мечтал вернуться. Подавал рапорт полгода назад, и вот сейчас собрался… В гвардию, на войну — вот это было бы славно!