Судьба гусара

Денис и сам уже устал летать в траву… не такую уж и мягкую… Зато как веселилась Лидочка! Даже завалилась рядом с брошенным Денисом в траву, не в силах встать от хохота.

— Ой, мамочка моя, а-ха-ха! Ой, как славно-то! Это я любого смогу так бросить?

— Любого, любого, ага…

Их глаза встретились. Мало того — встретились губы… Впрочем, страстного поцелуя не вышло: Лидочка еще не владела искусством любви, а Дэн… Дэн не мог пойти против правил… хотя и очень хотел.

Хотел, но прекрасно понимал, чем все это чревато. Чревато не для него — для девчонки. И так-то один бог знает, как сложится ее жизнь, а уж ежели вдруг лишится девственности, то… Ничего хорошего из этого не выйдет.

Денис даже отодвинулся… чуть-чуть… и постарался не давать воли рукам.

Лидочка же неожиданно улыбнулась:

— От меня потом разит как не знаю от кого! Сбегаю, сполоснусь…

— Только быстро! — напомнил гусар. — Быстро обмылась, быстро натянула одежку.

Барышня возмущенно фыркнула:

— Да первый раз, что ли, ага?

Взяв прихваченное с собой полотенце — расшитый красными узорами рушничок, — девчонка направилась к речке прямо через кусты, где уже намяла тропинку. Не так и далеко было до заводи — буквально несколько шагов, совсем рядом. Денис услыхал, как Лидочка ойкнула — водица-то студена! Потом послышался плеск, а затем — голос:

— Денис Васильеви-ич! Я одежку забыла… Принеси, будь ласков.

И впрямь забыла. Взяв в охапку юбку, сорочку и меховой кожушок, гусар выбрался к заводи… да так и застыл, понимая, что поспешил… Стоявшая спиной к нему Лидочка склонилась к самой воде… так, что получалось не спиною, а…

Услыхав шорох, девушка резко выпрямилась, обернулась, показав небольшую грудь с бледно-розовыми, торчащими от студеной воды сосками…

Дэн поспешно отвернулся:

— Одежку-то куда положить?

— Да вон, на камень… Ага…

Положив одежду, гусар подался назад, к опушке. Лидочка догнала его почти сразу:

— А ты что не сполоснешься?

— Я уж потом… Все равно коня мыть буду.

— А-а-а…

Опустив трепетные ресницы, барышня покусала губы и тихо спросила:

— Денис Васильевич, а я… я красивая?

— Очень! — вот тут уж Дэн был вполне искренен.

— Правда-правда?

— Честное гусарское слово! Еще чуток подрастешь, и от женихов отбоя не будет!

Вот тут только Денис понял, что сморозил глупость. Ну какие у нищей бесприданницы женихи?

Лидочка напряглась, замолчала, глянув на гусара искоса, с затаенной холодной обидой… а потом, когда прощались, прорвало: зарыдала, упала гусару на грудь…

— Какие женихи-и-и-и… кому я нужна-то? У меня даже и платья-то нет… и никто из приличных господ на меня не смотрит… а мне уже пятнадцать скоро… А другие барышни… а я… у-у-у-у…

— А что такое? — Денис ласково погладил девушку по плечам. — А ну-ка, перестань плакать. Перестань, я сказал! И вообще, никогда себя с кем другим не сравнивай. Ты — это ты. Вот собой и будь. Другие же барышни… они счастливы? Ты это точно знаешь? Уверена?

Постепенно Лидочка успокоилась и даже заулыбалась — Денис Васильевич принялся рассказывать что-то веселое из жизни московского литературного салона, в коем когда-то — хоть и недолго — участвовал.

— А Жуковский… Ах, Жуковский, такая, скажу тебе, фифа! Этак пальцы выгнет — ага… Но поэт, я тебе скажу — ух! Поэтище! Хочешь, тебе стихи сочиню? Вот прямо для тебя только.

— Ой, правда?! — вот тут девушка по-настоящему оживилась.

— Правда-правда! Тащи завтра альбом — напишу, коль сказал.

Они встречались с Лидочкой постоянно, и девушка делала весьма ощутимые успехи в технике владения ножом и в приемах боевого самбо. Что же касаемо непосредственно хода расследования, тот и тут дела шли весьма неплохо. С помощью Лидочки и ее ватаги Денис Васильевич уже установил личность убитого ребенка — им оказался малолетний бродяжка, сиротинушка по имени Онфим, что ходил с каликами по всей южной Руси. Когда мальчишка пропал, калики его даже искали, так, немножко, пока не подались в Черкассы, а уж оттуда — бог их знает, куда.

— И конечно, властям о пропаже не заявляли, — разговаривая сам с собою, тихо протянул Денис.

Сказал и сам же себе ответил:

— А оно им надо — заявлять?

Кто-то ведь про это мог знать, что сироту искать не будут, мог и вызнать, убить, а потом подбросить, куда надо, труп.

Еще Лидочка сообщила, что телегу-бричку видели у шинка бедолаги Лазаря, видели как раз в тот самый день, когда… Возницу, правда, не установили… но верилось, что это — пока.

За окном казармы вдруг запела труба! Запела тревожно, по-боевому, хоть никаких учений вроде не ожидалось.

— Верно, опять проверка к нам, братцы! — набрасывая на плечи ментик, предположил Бурцов.

Тут уж подоспел и дежурный офицер — юный корнет Сашенька Пшесинский:

— Тревога, братцы! Строиться на плацу.

— Да мы по трубе слышим, — Денис Васильевич рассмеялся и вслед за друзьями побежал на конюшню — к лошадям.

Вскоре все выстроились на плацу. Не весь полк, всего лишь одна давыдовская рота. Однако перед ней гарцевал на гнедом коне сам отец-командир, полковник Яков Федорович Ставицкий. Гарцевал, но слова зря не тратил: