Судьба и грехи России

==220

ющим  началам. Мы имели бы основание прийти в ужас за народ и его будущее, если бы революционным идеализмом исчерпывались духовные ресурсы нации. По счастью, это не так. «Новая культура» не покрывает всех живых сил, которыми  спасается Россия. Эти силы — вне культуры, их источники бегут из подземной глубины, и шум этих вод заглушает в России нестройный стук молотков в руках строителей Вавилонской башни.

ЦЕРКОВЬ

    В настоящих очерках социально-публицистического характера нет места для изучения идей и духовных реальностей. Реальности эти появляются в них лишь постольку,  поскольку облекаются в общественно организованную форму :социальной группы, класса, партии. Известно, какую  огромную социально-формирующую    силу представляет  религия. История христианских обществ не может быть  построена без истории Церкви. Для классических эпох  христианской культуры общество и Церковь совпадают.  Однако в эпохи упадка социальное значение Церкви сильно суживается. Историю XVIII и XIX столетий можно писать, отвлекаясь от христианских церквей и сект. Оказалось  возможным и историю разложения императорской России  схематически чертить без изображения церковного быта  XIX века. Быть может, это было некоторым упущением.  Картина дворянского упадка могла бы быть дополнена  очерком церковного оскудения. Мы увидели бы приниженность духовенства, угодливых и честолюбивых иерархов,  сельских священников, погрязших в пьянстве и любостяжании, распущенных монахов: во всей России едва ли удалось бы насчитать десятка два обителей, в которых теплилась духовная жизнь.  Для  религиозного  взора это  наблюдение открывает многое: из подробности общей картины оно может  стать ключом, объясняющим   целое.  Именно здесь, в религиозном центре, иссякали духовные  силы нации. Но эту связь не легко показать убедительно  для всех. Зато для всех явственно совершается возрождение  Церкви в очистительном горниле революции.

      Один убедительный факт делает невозможным обойти  Церковь в любом изображении русской революции (как возможно обойти ее в кратком очерке французской): о Церковь  разбились в России волны разрушительных сил. Из всех организованных сил старой России Церковь одна устояла под  напором большевиков. Церковь сделалась центром кристаллизации духовных антикоммунистических сил, ни малей-

==221

шим  образом не связывая себя с контрреволюцией или со  старой Россией. И то и другое требует объяснений.

    Если  бы Церковь была столь же слаба в России, как в  старой Франции, большевики, конечно не задумались бы  поступить с ней по методу якобинцев: закрыть все храмы и  расстрелять священников. В недостатке решимости или ненависти к христианству их подозревать не приходится.  Они терпят культ потому, что рабочие и крестьяне в нем  нуждаются и не позволят отнять его. С другой стороны, несомненно, революция вызвала широкий  отход от Церкви  или охлаждение к ней. Однако это охлаждение было далеко  от прямой ненависти. Народ стал религиозным минималистом, скептиком, если угодно, только не богоборцем, каким хотела бы его сделать коммунистическая партия. Народ допустил вскрытие мощей без всякого протеста, народ  допустил, хотя и с протестом, ограбление храмов, но он не  допускает их закрытия. Он по-прежнему крестит в них  своих детей и отпевает покойников: в деревне даже гражданские браки большая редкость. Этот минимальный ритуализм уживается с рационалистическим разложением религиозного сознания, о котором мы говорили выше.

    Почему  народ не пережил активной ненависти к Церкви, подобно передовой интеллигенции? Нужно думать, что  грехи духовенства не были столь тяжки в народных глазах,  чтобы поставить попа на одну доску с барином. Средний  тип русского священника, в своей убогой простоте, обезоруживал народное сердце. Народ не уважал духовенства, но  не питал к нему злобы. Встречались среди священников и  праведники, которые примиряли ожесточенных. Праведники были, конечно, во всех сословиях. Но барин — бессребреник и филантроп — оставался чужд народу в своем духовном облике и потому  подозрителен. А христианская  святость была насквозь понятна и обаятельна. Но Церковь  была дорога не служением пастыря, а красотою обряда, с  которым сросся кровно народный быт.

    Вот общий  фон, на котором развертывалась драма русской Церкви. Тяжек ее первый акт — режим террора и острого гонения, в который была сразу поставлена Церковь  Октябрьской революцией. Кадры ее активных деятелей и  сторонников сильно поредели. «Церковники» — это уже не  народ, а группа, лишенная всенародной поддержки и сочувствия. Заседания Московского собора заглушаются громом гражданской войны. Из кого же состоит эта поредевшая, но сплоченная церковная среда, ведущая борьбу за  Церковь? Разумеется, ядро ее составляют люди консервативного православного склада, для которых Церковь не  только религиозная, но и национальная святыня. Большинство их не примирилось с горечью утраты Помазан-

==222