Судьба Иерусалима

— …долги наши, как и мы прощаем должникам нашим…

— Он не умер, не умер, пустите меня, говнюки!..

— …и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь.

— Он не умер, — всхлипывал Тони Глик. — Не мог он умереть. Ему же всего двенадцать, — он опять начал рваться вперед из рук, держащих его. Он упал на колени перед отцом Каллагэном и обнял его ноги. — Верните мне моего мальчика! Не дурачьте меня!

Каллагэн осторожно взял его голову двумя руками.

— Помолимся, — сказал он, чувствуя, как по его рукам текут слезы Глика. — Господи, утешь этого человека и его супругу в их горе. Ты очистил этого мальчика в водах крещения и даровал ему вечную жизнь. Когда-нибудь мы снова встретимся с ним в царствии Твоем. Помолимся!

Он поднял голову и увидел, что Марджори Глик упала в обморок.

4

Когда все ушли, Майк Райерсон вернулся и уселся на краю открытой могилы, чтобы доесть последний сэндвич и дождаться Ройяла Сноу.

Похороны начались в четыре, а сейчас было уже пять. Тени удлинились, и солнце уже стояло низко над верхушками дубов. Ройял обещал вернуться без четверти пять.

Куда он подевался?

Сэндвич был с колбасой и сыром, его любимый. Он всегда делал свои любимые сэндвичи — вот преимущество одинокой жизни. Закончив есть, он отряхнул руки, уронив несколько крошек на гроб.

Кто-то смотрит на него.

Внезапно он почувствовал это и в недоумении осмотрелся вокруг.

— Ройял? Ты где?

Нет ответа. Только ветер таинственно шуршит в ветвях деревьев. В тени вязов возле стены он увидел могилу Хьюберта Марстена и внезапно подумал о псе Вина, повешенном на воротах.

Глаза. Спокойные и равнодушные. Смотрят на него.

Он поднялся на ноги.

— Черт тебя возьми, Ройял! — сказал он громко, но нерешительно. Ройял так и не пришел. Придется ему одному закапывать, и это затянется надолго.

Быть может, до темноты.

Он начал работать, не пытаясь понять причин охватившего его страха.

Он снял с земли полосы искусственной травы, свернул их и уложил в кузов своего грузовика. Оттуда он взял лопату. Он подошел к могиле и внезапно замер.

Чувство, что за ним наблюдают, исчезнувшее было, вернулось, как только он опять увидел гроб. Ему вдруг представился Дэнни Глик, лежащий там, внутри, и глядящий на него. Да нет, глупости. Они закрыли ему глаза.

Он не раз наблюдал, как это делает Карл Формэн. «Мы их заклеиваем, — говорил ему Карл. — Чтобы труп не моргал на отпевании, понимаешь?»

Он зачерпнул первую лопату земли и кинул вниз. Земля глухо ударилась о полированное дерево, и Майк вздрогнул. Звук ему не понравился, он не мог сказать, почему. Он оглянулся вокруг, на лежащие цветы. Чертовская трата денег.

Взгляд его упал на гроб. Еще дороже. Что, Тони Глик такой богач, что отвалил тысячу долларов за гроб красного дерева?

Майк зачерпнул еще земли. Кинул. Опять этот кошмарный стук. Крышка гроба была уже засыпана, но полированная древесина просвечивала сквозь черноту.

«Хватит смотреть на меня».

Еще лопата.

«Бум».

Тени стали очень длинными. Он опять оглянулся и увидел дом Марстенов с плотно закрытыми ставнями. Восточная сторона выходила прямо к воротам, на которых Дока…

Он кинул еще лопату.

«Бум».

Земля посыпалась вниз, присыпав медные замки. Теперь, если гроб открыть, послышится натужный, скрипящий звук, словно открываются двери склепа.

«Хватит глядеть на меня, черт возьми!»

Он нагнулся, но его поразила одна мысль, и он замер с лопатой в руках. Он как-то прочитал про техасского магната, который захотел, чтобы его похоронили в его «кадиллаке» последней модели. Пришлось им вырыть яму экскаватором и опустить туда машину. Люди ездят на развалюхах и не могут наскрести на бензин, а эти богатые свиньи велят хоронить себя за рулем машины, которая стоит десять тысяч долларов…

Внезапно он вздрогнул и отступил назад, мотнув головой. Теперь чувство, что на него смотрят, стало еще сильней. Он поглядел на небо и испугался, увидев, что уже стемнело. Светилась только крыша дома Марстенов.

На его часах было 6.10. Господи, уже час, а он кинул всего полдюжину лопат!

Майк налег на работу, пытаясь отогнать странные мысли. «Бум-бум-бум», теперь звук ударов стал глуше, земля падала на землю, почти засыпав гроб, до самых замков.

Он замер.

До замков?

А зачем на гробе замки? Неужели думают, что кто-то попытается вылезти оттуда? Что за глупость?

— Хватит на меня пялиться, — сказал он вслух и почувствовал, как сердце подпрыгнуло у него в груди. Внезапно ему захотелось бежать, бежать прямо в город, не разбирая дороги. Он сдержал себя с большим трудом. Страх, вот и все. У кого его не бывает? Все эти проклятые фильмы ужасов — думать, что глаза двенадцатилетнего парня, которого ты закапываешь, открыты…

— Не смотрите! — крикнул он, в страхе оглядываясь на дом Марстенов. Теперь светился только верх крыши.

6.15.

Он снова начал работать быстрее, пытаясь прояснить ум. Но проклятое чувство осталось и усиливалось с каждой брошенной лопатой. Гроб был уже почти скрыт землей; угадывались лишь его очертания.

Он принялся вспоминать католическую молитву, которую читал отец Каллагэн, пока он ел свои сэндвичи. Он слышал ее из леса, как и вопли Глика.