Судьба империи

Культурный феномен Отечества рожден войной 1812 года, и культурная фигура Пушкина, взращенная на этом феномене, удивительным образом сочетает в себе более поздний бессмысленный и беспощадный спор западников и славянофилов, до сих пор стоящий на пути подлинной отечественной философской мысли, подменяя ее социальным псевдополитическим противостоянием.

Будучи беспощадным критиком российской действительности, не зарекаясь учиться чему-то (тому, что нам действительно нужно) у Запада, как это делал Петр I (образец государя для Пушкина), поэт полностью свободен от комплексов перед Европой, от слепого подражания или от слепой зависти. Эту свободу самоопределения и рефлексии дает чувство победителя. Победителя той самой Европы, которая настойчиво лезет к нам на протяжении всей нашей тысячелетней истории в учителя и цивилизаторы.

Вот что пишет Пушкин, отвечая Чаадаеву, искреннему поклоннику западничества и того, что лишь Запад имеет историю, а значит, и право нас учить и воспитывать: «Что касается нашего исторического ничтожества, то я положительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные войны – ведь это та же жизнь кипучей отваги и бесцельной и недозрелой деятельности, которая характеризует молодость всех народов. Вторжение татар есть печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ход к единству (к Русскому единству, конечно), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и окончившаяся в Ипатьевском монастыре, – как, неужели это не история, а только бледный, полузабытый сон? А Петр Великий, который один – целая всемирная история? А Екатерина II, поместившая Россию на порог Европы? А Александр, который привел нас в Париж? И (положа руку на сердце) разве вы не находите чего-то величественного в настоящем положении России, чего-то такого, что должно поразить будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы?»

Подлинное историческое значение фигуры Пушкина, невозможной без победы над «объединенной» Наполеоном Европой, рефлексивно ассимилировавшей культурный смысл 1812 года, замечательно раскрыл в своей статье «Пушкин об отношениях между Россией и Европой» выдающийся российский философ С. Л. Франк. Вот что он пишет в завершение своей статьи: «Достоевский в своей известной предсмертной речи о Пушкине, в своей форме, на языке своих убеждений, пытался выразить этот подлинный универсализм гения Пушкина, примиряющий славянофильство с западничеством. В это толкование он вложил много своего, но, по существу, в том, что он уловил этот универсализм Пушкина, он был совершенно прав. Когда настанет день возрождения русской культуры и государственности, старый вопрос о культурном отношении между Россией и Западом вновь станет перед русским обществом. Надо надеяться, что оно вспомнит тогда о мудрых и широких заветах своего величайшего гения».

Победа над уже объединенной Европой давала нашим предкам свободу подлинно патриотического самоопределения, то есть свободу необходимой критики своего Отечества без предательства его и очернительства – критики наших трудностей и проблем без ожидания похвалы и покровительства от уже побежденного нами Запада. Особую цену и ценность этой победы для становления российской идентичности понимает другой наш поэтический гений – М. Ю. Лермонтов: «Скажи-ка, дядя, ведь не даром?» и «Недаром помнит вся Россия про день Бородина».

Без победы 1812 года у нашей страны не было бы ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Толстого, таких, какими мы их знаем, а значит, не было бы и великой русской литературы, во многом заменившей нам философию, ставшей действительным стержнем русской культуры и российской идентичности.

Удивительно, но именно победа над объединенной Европой «виновата» в провале «восстания декабристов», точнее в провале попытки очередного дворцового переворота и завершении целой эпохи таких дворцовых переворотов. Практически 100 лет таким образом регулировалось участие национальной элиты во власти.

Последняя декабрьская попытка очередного переворота провалилась во многом благодаря стремлению заговорщиков сделать в России, «как там». Выяснилось, что Россия в подавляющем большинстве своем не очень хочет, «как там».

Благодаря победе 1812 года многим в России стало понятно, что стремление сделать у нас, «как там», на самом деле оказывается лишь прикрытием для захвата власти и реализации у отдельных революционных персон «комплекса Наполеона». Именно под влиянием воспитательного и культурного значения победы 1812 года вдруг оказался, как писал Ленин, «узок круг этих революционеров и страшно далеки они от народа», ибо ни широким кругам дворянства, ни тем более народу, защитившим Отечество от европейских цивилизаторов, не нужно было никакое «как там».

* * *