- Дальше всё было просто ужасно, - голос Марлина стал глухим от подступающих рыданий. – Меня заперли в моей комнате, со мной никто не разговаривал, даже отец омега. Эдгара запороли в конюшне почти до смерти. Я знал об этом, но что я мог сделать? Мой горничный рассказал, что после экзекуции, во время которой мой любимый не проронил ни звука, его увезли на хутор к знахарю, чтобы он пользовал его травами, пока не встанет на ноги. Я думал, что отец захочет продать его, но всё вышло намного хуже… - князь тяжело вздохнул и замолчал. В комнате сделалось так тихо, что слышно было, как ветер шелестит кисейными занавесями на окнах.
- И что же было потом, дядя? – Тефан не сразу решился нарушить тягостное молчание.
- Потом, милый? – князь выпрямился, разжал побелевшие пальцы, вынул тонкий кружевной платочек и промокнул им сухие глаза, - потом было так. Отец не мог больше жить в деревне, его ждали в столице важные дела. Он уехал, но папа омега остался, видимо он поручил ему присматривать за мной. После его отъезда Тони несколько смягчился, поднимался ко мне в спальню, порой даже обнимал и пытался вызвать на разговор, но я чувствовал в его обращении со мной сдержанную холодность и немой укор. Он смотрел на мой живот с каким-то ужасом, даже отвращением, словно я носил в себе жабу, а не ребёнка. Собственно, и живота-то у меня было незаметно почти до самых родов, потому что пополнел я совсем немного. Никто из слуг не знал о моём положении, я мало покидал свою комнату, хотя в то время никто ужё не запирал меня и не препятствовал прогулкам по поместью и окружающему его саду.
Эдгара я ни разу не видел и ничего не знал о его судьбе. Мой горничный больше не прислуживал мне, и никто из слуг не приходил ко мне иначе, чем в сопровождении отца или деда.
Так прошла зима.
Мой ребёнок появился на свет холодной весенней ночью. Невероятно, но никто из прислуги так и не узнал об этом, такой непроницаемой тайной было окутано рождение этого несчастного малыша. Я провел с ним всего лишь несколько часов, до рассвета, а потом пришел отец Тони и унес его, сказав, что мне нужно отдохнуть.
Больше я никогда не видел своего сына.
Через день отец сообщил мне, что мальчик скончался. Я не поверил ему, слишком уж старательно он прятал глаза и отводил их в сторону. Впрочем, уличать его во лжи у меня не было ни сил, ни возможностей, я находился в полной его власти и вынужден был со всем смириться.