Судьба княгини

Еще удар – и чурбак развалился на две полутесины. Оружейник что-то буркнул себе под нос, поднял одну из половинок, примерился косарем на расстояние примерно в палец от раскола, взмахнул молотком – и вогнал лезвие сразу на всю ширину. Легкими постукиваниями погнал вниз, отделяя тонкую дощечку.

Юрий Дмитриевич немного подумал, глядя аспиду в его алый глаз, а затем решительно приказал:

– Снимай!

– Верно ли сего желаешь, княже? – поднял на него голову старый мастер. – Пороть меня опосля не прикажешь?

– Когда тебя последний раз пороли, Ворчун? – возмутился правитель.

– Осторожен всегда, вот и не порют, – невозмутимо ответил старик, отделяя от половинки чурбака ровную деревянную пластину. – Тут дело какое: семь раз отмерь, один отрежь. Ты передумаешь, Юрий Дмитриевич, а я крайним окажусь.

– Ты чего, теперь семь раз спрашивать станешь, Ворчун? Говорю, снимай!

– Испорчу! – повторил оружейник, откладывая молоток. Поставил косарь поперек тесовой дощечки и сильными нажатиями стал отделять от нее палочки толщиной в палец и почти полсажени длиной. Считай, готовые древки для стрел. Ошкурить чуток, дабы не занозились, и в работу.

– Снимай, не то прогневаюсь! – отрезал воевода.

– Так бы сразу, княже, и сказал. – Оружейник отложил свою работу, ушел в темноту к стене и вернулся с клещами. – Клади ладонь на чурбак.

Юрий Дмитриевич подчинился, опустив кисть руки ладонью вверх на деревяшку.

Горбун примерился губками клещей к желтому тельцу аспида и поднял глаза на хозяина:

– Точно не передумаешь?

– Давай уже! – рявкнул на него князь.

Оружейник чуть заметно пожал плечами, надавил на губки, погружая их в розовую плоть, а потом сжал рукояти.

На миг мизинец кольнуло болью – однако хватка аспида тут же ослабла, и Юрий Дмитриевич уже сам сдернул разорванную поперек брюха змейку с перста. Посмотрел на палец, чуть скривился и громко произнес:

– Вот так ее из сердца выдирать и надобно! С кровью!

А незадолго до рассвета в Галиче начался дождь. Плотный, проливной, ударил по тесовым и дощатым крышам, смывая с них пушистый зимний снег, обрушился на улицы, стремительным водопадом скатываясь по промерзшим улицам и смывая с них накопившуюся грязь, выхлестнул на озеро, образуя поверх старого льда новую водяную гладь. К полудню во всем городе и на окрестных полях не осталось ни единого пятнышка снега – но во второй половине дня небесный потоп остановился столь же неожиданно, как и начался, и меж разошедшихся туч выглянуло не по сезону теплое солнышко.

– Вот тебе и раз, – пробормотал князь Звенигородский, наблюдая за всем этим безобразием из окна высоких хором в новом детинце. – Здравствуй, половодье, вместо карачуновых холодов! Видно, боги сошли с ума, таковые чудеса с погодою вытворяя…

И хотя озеро и ближние реки все еще сковывал лед, все понимали: снег сошел, талая вода из бескрайних лесов и с просторных лугов потекла в ручьи и протоки, устремляясь к широким глубоким руслам, и уже через день или два окружающую Галич землю затопит до самого горизонта. И тогда плыви по сему бескрайнему морю, куда токмо пожелаешь! Хоть в земли ордынские, хоть в заволочные, а хоть бы и в самую Москву.

Впрочем, купцы отнюдь не спешили спускать на воду свои ладьи и грузить товаром, а рыбаки – переворачивать вытащенные на берег лодки и складывать в них рыболовные снасти. Карачун силен и коварен и с каждым днем силу свою токмо набирает. Он с легкостью способен внезапно ударить по поднявшейся воде трескучим морозом, заковать ее новым крепким панцирем, и потом уж в который раз будут до самого апреля стоять по окрестным лесам деревья с задранными ледяными юбочками – словно бесстыжие портовые девки перед недавно причалившей ладьей. Вода-то ведь из-под нового льда потихонечку уйдет. А намерзшие «украшения» – останутся…

– Проклятый Карачун! – Юрий Дмитриевич поймал себя на том, что пытается покрутить кольцо на мизинце. А там сейчас – токмо рубец глубокий да кровавая корка с внутренней стороны. Кольцо же – в поясной сумке томится, спрятанное туда от глаз, словно бы в тайное узилище.

«Зимнее половодье, это хорошее оправдание, – подумалось ему. – Тут не то что княжеский обоз, тут легконогий гонец из города в город не проберется».

Впрочем, всерьез об этом говорить, конечно же, не стоило. Сколько подобная распутица продлиться сможет? Неделя-две. Ну, три. До свадьбы же еще два месяца. Софья Витовтовна извещала будущих гостей о торжестве заблаговременно. Чтобы даже самый ленивый и непутевый добраться успел…

И опять при мысли о великой княгине засвербило, заныло на душе именитого воеводы. Потянуло тоскою, словно бы сердце на ниточку привязано и кто-то его наверх к горлу подергивает. Опять встали перед взором карие очи, опять вспомнился голос и ощутилось горячее дыхание, зарделись губы от подзабытой сладости.

Вестимо – вырвать из тела кольцо, с мясом и кровью, еще можно. А вот старую любовь из души – никакими силами.

Князь раскрыл поясную сумку, достал золотого аспида с рубиновым глазиком, подержал перед лицом. Оглянулся на дверь:

– Эй, есть там кто из дворни?! Меня кто-нибудь слышит?!