Судьба моя сгорела между строк

Это стихотворение посвящено будущей жене поэта (ею она станет в 1951 году), Татьяне Алексеевне Озерской, впоследствии известной переводчице англо-американской литературы. И как бы в противовес стихам о «чуждой воле» Озерской, возникают полные нежности и грусти стихи о Марии Густавовне Фальц.

«Невысокие, сырые…»

Невысокие, сырые
Были комнаты в дому.
Называть ее Марией
Горько сердцу моему.

Три окошка, три ступени,

Темный дикий виноград.
Бедной жизни бедный гений
Из окошка смотрит в сад.

И десятый вальс Шопена

До конца не дозвучит,
Свежескошенного сена
Рядом струйка пробежит.

Не забудешь? Не изменишь?

Не расскажешь никому?
А потом был продан «Рениш»[45],
Только шелк шумел в дому.

Синий шелк простого платья,

И душа еще была
От последнего объятья
Легче птичьего крыла.

В листьях, за ночь облетевших,

Невысокое крыльцо
И на пальцах похудевших
Бирюзовое кольцо.

И горячечный румянец,

Серо-синие глаза,
И снежинок ранний танец,
Почерневшая лоза.

Шубку на плечи, смеется,

Не наденет в рукава.
Ветер дунет, снег взовьется…
Вот и все, чем смерть жива.

1947

* * *

Итак, с надеждой на выход книги стихов пришлось распрощаться. Тарковский снова берется за переводы. В 1947 году в Ашхабаде и Фирузе он работает над переводами туркменского классика Махтумкули, через год — в Ашхабаде и Нукусе переводит каракалпакскую народную поэму «Сорок девушек».

«Сорок соколиц Гулаим…»

Сорок соколиц Гулаим,
Сорок смелых ее подруг
Бьют врага с сорока сторон;
Им сопутствуют сорок вьюг
И прислуживает Азраил.
Совершается правый суд;
Воздух ночи на клочья рвут
Сорок пар серебряных крыл —
Рукава боевых кольчуг…

А еще через год Союз писателей рекомендует Тарковского как одного из лучших переводчиков для перевода поэзии юного Сталина — члены Политбюро ВКП(б) хотят сделать подарок к семидесятилетию вождя. Вождь, узнав об этом, запретил публикацию своих произведений. Тарковского попросили вернуть подстрочники и уже переведенные стихи. По словам поэта, это были стандартные юношеские строчки о любви на фоне цветов, птичек и журчащих ручейков.

Тарковскому трудно было смириться со званием «поэт-переводчик». К 1948 году он сознавал себя зрелым мастером. Он уже был автором замечательных довоенных и военных стихотворений, цикла «Чистопольская тетрадь», рассказов «Константинополь». Горечь ощущается в шутливом «Сонете пригласительном», посланном по почте поэту и переводчику Юрию Никандровичу Верховскому с просьбой посетить автора в полученном от Литфонда жилье, — комнате в коммунальной квартире.

Сонет пригласительный

«

Слугой размеров стихотворных, строф иСозвучий был я много лет подряд,
Лез на рожон и черту был не брат, —
Боялся лишь застрять на апострофе!

Я видел правду не в стеклянном штофе,

А в ней самой. Теперь, как говорят, —
Я — переводчик; — и просить Вас рад
Приехать к нам не на стихи: на кофий!

Я мало на Парнасе волховал.

Не мало есть возвышенностей в мире, —
И новый адрес мой: Коровий вал,
Дом 22, квартира же — 4.

Быть может, есть Парнас, да не про нас.

Коровий вал — вот это мой Парнас.

14 сентября 1948.

Сочинил А. Тарковский, дорогого Юрия Никандровича ожидающий с любовью и нетерпением».

Арсений Тарковский.

Москва, ул. Коровий вал, дом 22, кв. 4. 1948 год

* * *