Судьба открытия

- Бутылку пустую, ваше благородие.

- Я вам говорил? Предупреждал? А ну, поди сюда, кто виноват. Иди, говорю!

Фролка с видимой неохотой сделал в сторону ротмистра два шага. И тут зацепился сапогом о протянутый по полу электрический провод, резко покачнулся, и из-за его пазухи выпали настольные часы в серебряной оправе.

Ротмистр наотмашь ударил его по лицу:

- М-мерзавец! Положить сейчас же на место!

- Всегда он, ваше благородие, - угодливо сказал Василь Иваныч. - Беда с ним работать. Либо нашкодит, либо сворует. А замки отмыкать - первый в Питере мастер!

…Вернувшись домой, Лисицын сразу заметил: в квартире что-то не так. Дверь из кабинета в лабораторию открыта, - уходя, он ее закрывает непременно. На полу битое стекло. Вдруг он вздрогнул от тревоги: что случилось?

- Егор Егорыч! Егор Егорыч!

Тишина.

Он пробежал по всем комнатам, на ходу поворачивая выключатели. Везде зажглись лампы.

«Кто-то был. Конечно, кто-то был. Воры?»

В лаборатории - фильтры на месте. Приготовленные накануне по новому способу вещества, жидкости в мензурках, навески порошков в бюксах стоят, как и утром и днем стояли. Воры к ним не прикасались. Но на полу - осколки разбитой колбы и рассыпанная, растоптанная ногами толченая пемза. На подоконнике часы из спальни. Они испорчены, погнуты, словно сильным ударом. Не успели их, значит, унести или забыли в спешке.

Только у письменного стола в кабинете Лисицын глубоко вздохнул, вытер пот со лба и сел. Самое главное: журналы, тетради, где записаны опыты за шесть лет работы, - все цело, все лежит в ящиках, как должно лежать. «Ничего, - подумал он. - Не больше, чем простые воры».

Потом принялся внимательно просматривать каждый из выдвижных ящиков стола. Хоть они и были заперты на ключ, чужая рука в них явственно хозяйничала. Бумаги кто-то перекладывал и мял. Шарили, наверно, всюду: понятно, деньги искали. Догадались, где найти их. Добрались…

Лисицын поднял глянцевую папку, под которой были деньги, и даже замер, неприятно пораженный. Удивительно: деньги и сейчас тут. По-прежнему две с половиной тысячи. И обе чековые книжки. Значит, воры не украли денег! Перевернули только: раньше чековые книжки были внизу - Лисицын это хорошо запомнил, - а теперь лежат сверху, прикрывая собой пачку ассигнаций.

«Что же украдено в конце концов?…»

Он до утра бродил по комнатам, заглядывал во все углы, распахивал тумбочки и шкафы. Все кто-то переставил, и все казалось грязным, но из дома не исчезло ничего.

Насколько было бы спокойнее убедиться, что здесь - обыкновенный случай воровства! Да нет - какое тут спокойствие!.. Понять бы: что произошло? Вдобавок, куда делся Егор Егорыч?

Глава VI. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ 1

Пристав в полицейском участке спросил:

- Итак, у вас украли что-нибудь?

Лисицын с раздражением ответил:

- Ни единого предмета!

- Что же вы хотите? - удивился пристав.

- Выяснить хочу, кому понадобилось побывать в моей квартире.

- Смешно рассуждаете, господин хороший. Вам показалось, будто вещи кто-то трогал. А мне бы, например, не показалось. Слуга ваш был пьяный. Сами вы, извините… вы сказали мне, тоже после ужина приехали.

- Но вина я, прошу понять, не пью. Ферапонтов мой в то время у вас в участке сидел. Я законно встревожен.

- Охотно верю. Только при чем здесь полиция?

Лисицын наклонил голову, сердито покосился и потребовал:

- Расследуйте.

- Да расследовать-то нечего! - Посмеиваясь, пристав развел перед собой руками: стоит ли, ей-богу, говорить о пустяках?

Лисицын вышел, хлопнув дверью.

На своей улице, почти рядом со своим подъездом, он заметил бродячего торговца. Человек с ненатурально черной бородой, вроде как у разбойников в театре, стоял, прислонясь к тумбе для афиш, и придерживал лоток с товаром: с пуговицами, с нитками. Лисицын не обратил бы на него внимания, однако по случайности их взгляды встретились. Это продолжалось миг. На Лисицына остро посмотрели наглые светлые глаза, почему-то очень знакомые. Они тотчас потухли, прикрылись веками. Торговец отвернулся, подобрал лоток повыше. Не спеша пошел по тротуару, закричал фальцетом:

- Нитки, иголки кому! Булавки модные английские, простые! - И голос прозвучал неестественно.

Лисицын долго глядел вслед удалявшемуся торговцу. Наконец вспомнил: более двух лет назад, в позорное для царя воскресенье, во дворе, куда втиснулось множество людей, где Глебов держал речь, почти повиснув над толпой на пожарной лестнице, вот эти именно глаза смотрели из толпы.

Жестокие, с холодной наглостью. Ненавистные глаза. Нет, уж слишком, чересчур знакомы. Где он их видел еще?…

«Где же - разве только во сне? Да, такие, пожалуй, приснятся…»

2

Егора Егорыча мучил стыд. Лисицына обуревали мысли обо всем пугающем и странном, что произошло недавно. Егор Егорыч принимал хмурое его раздумье главным образом себе в укор. Он любил Лисицына и поэтому страдал теперь от угрызений совести. Нет-нет, да опять придет из кухни; остановится, руки - по швам, но сгорбившийся по-стариковски, будто пришибленный сознанием собственной вины. Начнет - уже в который раз: