Судьба по книге перемен

В ресторане Маня заказала ребёнку макароны, а себе бифштекс и продолжила рассматривать рисунки.

Всё скрюченное, скорченное, но – странное дело! – узнаваемое. Как это объяснить?.. Может, у Марфы тоже талант?

Маня дошла до начала тетрадки и принялась листать в обратную сторону.

Вот кресло Эмилии. Вот настольная лампа. Вот, пожалуй, Хотэй со своим огромным мешком, в котором он хранит весь мир. Вот разноцветная «рука Фатимы», и ещё, и ещё…

Маня задумчиво листала.

Стоп.

Она выпрямилась и посмотрела сначала на Марфу, а потом на тетрадку.

Стоп, стоп.

Марфа ничего и никогда не рисует по памяти. Только то, что видит. А этот дурацкий сувенир – «руку Фатимы» – Маня сразу же отнесла в кабинет и пристроила на полку. Девочка не могла его видеть!

– Марфушенька, – проговорила Маня, низко наклоняясь над скатертью и пытаясь заглянуть девочке в лицо. – Ты вот эту штучку видела? Ну, когда рисовала, видела?

Марфа посмотрела на свою тетрадку и кивнула.

– А где ты её взяла?

Марфа не отвечала, старательно пытаясь подцепить на вилку макаронину.

– Где ты видела? Кто тебе дал? Тётя?

Марфа не отвечала.

– Тётя, к которой ты приходила с мамой? – продолжала приставать Маня.

Ей казалось, что это очень важно, что – наконец-то! – она узнает нечто по-настоящему важное.

Марфа посмотрела на неё.

– Ты вспомни, – умоляла Маня. – Ты пришла, я тебя усадила, ты стала рисовать. А вот эта штучка откуда взялась?.. Сама штучка, которую ты рисовала?

Марфа ещё немного помолчала, а потом прошептала:

– С картинки.

– С какой картинки?!

Девочка испуганно посмотрела на Маню.

Нет, так нельзя. Она перепугает ребёнка, и ребёнок вообще не сможет говорить. Нужно как-то по-другому. Но Маня была слишком нетерпелива и напориста. Кроме того, она не умела останавливаться и всегда и по всем дорогам шла до конца!..

– Ты вспомни, деточка, – вновь заговорила Маня, волнуясь. – Что за картинка? Ты с картинки срисовывала?

Марфа кивнула.

– Можно я Вольку поглажу?

– А ты доела макароны? Ну, конечно, можно. Я сейчас ещё малины попрошу. Марфуша, а где ты картинку взяла?

– Тётя дала.

– Так, – сама себе сказала Маня. – Так. Значит, принесли посылку, мы её вскрыли. Там были финики и эта штука. Эмилия сказала, что посылка от Лоры из Иерусалима. И сказала, чтобы я куда-нибудь её пристроила. Я пристроила. И что за картинка? Откуда она взялась?

– Картинку дала тётя, – сказала Марфа отчётливо. – Чтобы я срисовала.

Маня аж задохнулась от неожиданности и восторга.

– Что тётя тебе сказала, Марфуша? Ты вспомни, вспомни.

– Цвета яркие, – проговорила Марфа.

– На картинке?

Марфа кивнула.

Маня вспоминала.

Может быть, картинка – это и есть «рука Фатимы»? Она же в рамке, вот Марфа и называет её картинкой! Тётя принесла Марфе блестящую яркую штуку, просто так, чтоб та срисовала, – ничего особенного!

У-уф!..

Почему ей показалось, что это важно?..

– Картинка была в рамке? – спросила Маня на всякий случай и помахала рукой официанту.

Марфа отрицательно покачала головой.

– Она была сложена.

– Как сложена?

– Вот так. – И Марфа стала криво складывать салфетку. – Я развернула, а там картинка.

– Вот эта самая? Которую ты срисовывала? – уточнила Маня.

Девочка кивнула.

– А что тётя тебе сказала?

– Цвета яркие, – повторила Марфа.

– Да что же это могла быть за картинка? – пробормотала Маня про себя. – В посылке ничего не было, кроме фиников и этой ерунды в рамке! Или было?

Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить.

Да ну, так ничего не вспомнишь!

Если бы с ней был Алекс, он моментально сообразил бы, о какой картинке говорит и думает Марфа, а Маня – нет, не может.

– Добрый вечер, Маня, Здравствуй, Марфа. Разрешите присесть?

Маня открыла глаза.

Лев Граф стоял в некотором почтительном отдалении от их столика. В руках у него был какой-то свёрток и маленький букет ромашек, самых настоящих!

Маня смотрела на него с восторгом. Потом спохватилась и отвернулась. Волька рвался из-под стола, жаждал поприветствовать друга, она нагнулась и отцепила карабин.

– Вольдемар, рад приветствовать. Как вы провели день?

– Он покусал негодяя.

– Да что вы говорите? Какой умный пёс. Это вам, Маня. Я как раз сегодня читал интервью, где вы признаётесь, что очень любите ромашки.

– Люблю, – пролепетала Маня и покраснела, словно речь шла о чём-то неприличном. – Только их днём с огнём не сыщешь…

Лев уселся рядом.

– Ещё из интервью я узнал, что самые страшные вопросы для вас – как вы начали писать и где берёте сюжеты? Почему?

– Э-э-э… – проблеяла Маня, нюхая цветы. Они пахли горько и не слишком приятно, как и должны пахнуть ромашки. – Потому что они дурацкие, эти вопросы! Я вообще не знаю, как на них отвечать. Писать я начала, когда научилась писать. Мне кажется, все люди начинают писать именно в это время. Сюжеты я в основном придумываю. Но иногда не придумываю, а мне кто-нибудь что-нибудь рассказывает. Я досочиняю, и получается детектив.

– Прекрасно, – одобрил Лев. – И что вам не нравится?

– Ничего не нравится, – призналась Маня. – Это глупые ответы на нелепые вопросы. Что вы так смотрите?

– Просто вы мне нравитесь, Маня, – как-то очень просто сказал Лев. – Вам идут ромашки. И ваш новый наряд.

– Спасибо.