Судьба протягивает руку

Помню, мы с Роланом Быковым были в Канаде и решили пойти посмотреть новинку – «Рокки 4». И вот фильм закончился, а мы боимся по-русски заговорить, вышли из кинотеатра молча, чтобы никто не подумал, будто мы имеем отношение к Советскому Союзу. По бурной реакции зала было понятно, что пропаганда ненависти к русским достигла цели – нас могли и линчевать, впечатлившись образом подлого, жестокого, отвратительного советского боксёра, с которым так отчаянно и благородно боролся и которого в конце концов побеждал обаятельный американский парень Рокки в исполнении Сталлоне. Победил он страшного русского монстра в смертельном бою, еле-еле стоял в финале на ногах, весь в крови и поту, а зал ревел от восторга.

Все эти пропагандистские фильмы тут же попадали к нашему зрителю на видеокассетах, их везли в СССР, размножали, распространяли. Возникла целая индустрия, неподконтрольная государству. И что со всем этим делать, как бороться? В угаре борьбы с нелегальным кино у нас причислили к порнографии и «Последнее танго в Париже». История, описанная в «Зависти богов», когда милиция приходит с проверкой к владельцу видеомагнитофона, вполне жизненная. У нас даже успели кого-то посадить таким образом за распространение порно, правда, довольно скоро власть сообразила, что всех не пересажаешь и, по сути, признала своё поражение. Никак не могло наше руководство приспособиться к новым жизненным реалиям – и об этом тоже хотелось рассказать в фильме.

«Зависть богов» я снимал в состоянии абсолютной свободы. Фильм «Ширли-мырли» делался похожим образом, но всё-таки там был продюсер Владимир Досталь, который не просто давал деньги, но смотрел материал и даже давал советы, впрочем, не слишком уверенно и совсем не настойчиво. А здесь мне дали миллион и совершенно не контролировали – я сам себе высший судья, цензор и советчик. И это было великолепное, радостное ощущение художника, который делает то, что хочет. Сегодня подобное ощущение уже, пожалуй, не испытать, потому что вместо ЦК КПСС появился гораздо более зловещий соглядатай – продюсер.

Я снимал по плану сценария, иногда обозначая заранее только место съёмки. Говорил, например: завтра снимаем, как герои идут здесь, вдоль реки, а что они говорить будут, я ещё не знаю и напишу диалог только ночью. Так и двигались от сцены к сцене, и при этом у меня не возникало паники, я был совершенно свободен и спокоен – удивительное, невероятное ощущение. Я делал кино, зная, каким оно должно быть, правда, таким образом снял несколько лишних эпизодов, которые потом вылетели в окончательном монтаже, но зато сколько всего появилось экспромтом, в последний момент.

Кажется, сами собой находились красивые точки съёмки, например Театр Советской Армии – он уже давно зафиксировался у меня в подсознании как интересный объект, который почему-то никогда в кино не использовался. Я осматривал монументальное здание, и там придумалась сцена встречи Сони и Андрэ. По хронологии сюжет двигался к октябрю, когда был сбит корейский «Боинг», а значит, здесь, у театра, вполне могли встречать детей, вернувшихся в конце августа после последней смены из пионерского лагеря. И всё очень быстро и легко организовывалось: автобусы, дети…

Соня вынуждена выбежать под дождь, автобусы закрывают видимость, а она боится пропустить Андрэ, потом промокшая возвращается к величественным колоннам и машет одиноко стоящему под дождём ребёнку, которого не забрали родители, давай, мол, сюда, под навес, а мальчик качает головой, не соглашаясь, и лицо у него такое, что женщины в кинозале обычно хватаются за носовые платки, всхлипывают сочувственно – то ли ребёнку, то ли Соне, которую забыли, как этого несчастного мальчика. И чтобы возникла эта перекличка, ничего особенного не понадобилось, всё получалось само собой, а это верный признак, что снимаешь правильно.

У Мареевой была сцена, когда Соня и Андрэ уезжают за город, и шофёр привозит их на грузовике в какую-то избушку. Я подумал, что просто изба – это скучно, пришла мысль, чтоб они оказались на дебаркадере, и как только возникла эта идея, я почувствовал, что сцена пойдёт – Соня и Андрэ у реки, вокруг вода, туман, мимо идут теплоходы. Хорошо придумалось их возвращение в Москву – танго в электричке – изобретательно по операторским и режиссёрским решениям, а главное, эта сцена работала на образ, на общую идею.