Поэтому она не стала приказывать Виндлайеру заколдовать людей в гостинице или на постоялом дворе, чтобы дали нам комнату, и ту ночь мы провели под мостом, подальше от любопытных глаз. Как только над горизонтом появилось первое рассветное зарево, Двалия загнала нас в ледяную реку, чтобы мы попытались хоть отчасти отстирать кровь с одежды. Мы недолго оставались в одиночестве. Вскоре из города потянулись мужчины и женщины с корзинами грязного белья и одежды. Прачки, как оказалось, давно поделили между собой этот каменистый берег, у каждой тут было свое место. Они расставляли козлы для сушки и сердито смотрели на нас с берега.
Двалия повела всю компанию обратно в город. Думаю, только на многолюдных улицах она чувствовала себя как рыба в воде. Я бы на ее месте поискала какой-нибудь лесок, чтобы спрятаться и переждать, пока о нас забудут.
Но она прошипела Виндлайеру:
– Сделай нас неприметными. Сделай так, чтобы у меня было лицо как лицо, пусть никто не видит на нем никаких повреждений.
Я чувствовала, что он постарался выполнить этот приказ. Я чувствовала, как плещет вокруг его магия. Не думаю, что у него хорошо получалось, но в портовом городе всегда полно оборванцев, и мы не сильно бросались в глаза. Мы обходили десятой дорогой красивую гостиницу и многолюдную улицу, где умерла торговец Акриэль. Двалия увела нас в убогие закоулки у порта, где деревянные вывески гостиниц и постоялых дворов были серыми от непогоды и щелястыми, где в сточных канавах текла зеленая и вонючая жижа.
Мы с Двалией прятались в переулке или сидели у обочины, протянув руки для подаяния. Виндлайер медленно бродил туда-сюда по улице, разыскивая легкую добычу. Среди людей попадались такие, кому легче заморочить голову. Он брал у каждого понемногу, пару монет тут, пару там. Люди охотно давали ему деньги, точнее, в их памяти оставалось, что они давали деньги охотно, но не оставалось почему. К вечеру он набрал достаточно, чтобы мы могли поужинать и переночевать на дешевом постоялом дворе.
Эта дыра не шла ни в какое сравнение с гостиницей, куда привела меня торговец Акриэль. Ночевать предлагалось на чердаке над питейным залом. Мы нашли свободное место и улеглись, не раздеваясь. У меня не шло из головы, как не похоже это все на будущее, ускользнувшее от меня вчера. Убедившись, что Двалия и Виндлайер уснули, я позволила себе немного поплакать. Пыталась думать об Ивовом Лесе, о доме и отце, но все это казалось далеким и еще более несбыточным, чем мои видения.
А сны мне в ту ночь снились, они рушились на меня градом. После каждого я просыпалась, сгорая от желания рассказать кому-то увиденное, или записать, или пропеть. Они рвались из меня, как, бывает, подступает к горлу неудержимая тошнота, но я упрямо запихивала их обратно. Двалия обрадовалась бы, если бы узнала о них, а я не собиралась доставлять ей удовольствие. И поэтому никто так и не услышал от меня об упряжке волов, медленно влекущей ребенка по грязной улице, о мудрой королеве, посеявшей серебро и пожавшей золотую пшеницу, о человеке, скачущем по льду к новой земле на огромной красной лошади. Если эти сны предсказывают будущее, Двалия о нем не узнает. Мне было тошно держать их в себе, но я утешалась тем, что хотя бы чем-то насолю Двалии.
На следующий день меня била такая дрожь, что я едва могла идти. Виндлайер тревожился за меня, а Двалия что-то прикидывала в уме.
– Надо убираться из этого городишки и плыть дальше, – сказала она ему. – Пошарь в головах у людей, попробуй найти того, кто направляется в Клеррес. Или бывал там.
Виндлайеру удалось убедить торговца хлебом отдать нам буханку. Двалия взяла половину себе, вторую отдала Виндлайеру. Он уставился на еду голодным глазами, потом неохотно отломил мне половину от своей доли. Получился кусок не больше моего кулака, но мне оставалось лишь грызть что дают.
Виндлайер вполголоса сказал Двалии:
– Мне кажется, она больна.
Двалия взглянула на меня и улыбнулась:
– Больна. И меня это радует. Значит, я хоть в чем-то не промахнулась.
Я не поняла, что она имела в виду. Чем дальше, тем хуже мне становилось. Я свернулась калачиком подальше от Двалии, насколько позволяла цепь, и попыталась поспать. Виндлайер понемножку обирал прохожих. Двалия сидела на земле, как жаба, и смотрела, как течет мимо городская жизнь. Я решила проверить, правда ли мне никто не поможет, как она говорит, и стала звать на помощь. Несколько человек обернулись на крик, но Двалия дернула мою цепь и беззаботно объяснила:
– Недавно в рабстве.
И никто не стал слушать мой лепет о том, что меня похитили. Для них я была всего лишь еще одной рабыней из чужих земель.
Один прохожий остановился и спросил, продаст ли она меня. Глаза у него были жестокие. Двалия ответила, что готова предоставить меня за деньги на сколько-то часов, но навсегда не продаст. Он уставился на меня, раздумывая. От ужаса меня осенило, и я сумела вызвать рвоту, выплеснув струйку желчи на одежду. Прохожий покачал головой и пошел своей дорогой, не желая заразиться от меня.