Судьба убийцы

– Феллоуди! Поучать уму-разуму своих любовничков ты сможешь как-нибудь потом. А сейчас заставь Любимого произнести это имя снова. – Она обернулась к зрителям и посмотрела в упор на пожилую женщину, сидевшую рядом с мужчиной, чьи ярко-желтые одеяния подчеркивали меловую бледность его кожи. – Слушайте же! Имя, которое он скрывал так долго, имя, которое доказывает, что мы с Феллоуди были правы. Его Изменяющий жив, и они по-прежнему злоумышляют против нас. Они прячут от нас своего Нежданного Сына. Неужели вам мало зла, что причинил нам Любимый? Позвольте же нам отправить Двалию туда, пусть она отомстит за свою госпожу и доставит нам Сына, чтобы он не стал нашей погибелью! Вновь и вновь сны предостерегают нас о нем!

Пожилая женщина поднялась и уставилась на красавицу тяжелым взглядом:

– Симфэ, ты говоришь перед всеми этими людьми о делах, касающихся только Четырех. Придержи язык. – И она величественно вышла из пыточной, приподняв голубые юбки, чтобы не испачкались в крови.

Человек в желтом плаще проводил ее взглядом, встал, потоптался, будто в нерешительности, и сел снова. И кивнул Симфэ и палачу, чтобы продолжали. И они продолжили.

Имя моего отца. Вот что они заставляли выкрикивать жертву, и не один раз, а снова, и снова, и снова. А когда тот наконец перестал повторять, когда бесчувственное тело отвязали от стола и стражи уволокли то, что осталось от несчастного, прочь, Виндлайер окатил пол и стол водой из ведер и принялся отскабливать пыточную дочиста.

Ему почти не было дела до жертвы. Он сосредоточился на своем страхе и своей работе. Вот маленький кусочек плоти прилип к полу. Виндлайер отодрал его и бросил в ведро. Он знал, что если он ослушается Двалию, то сам окажется пристегнут ремнями к этому столу, чтобы получить жестокий урок. Даже сейчас, на корабле, он понимал, что пытка может ожидать его в будущем. Однако у него не хватало силы воли, чтобы бежать или взбунтоваться. И в глубине души я знала, что мой «брат» не рискнет собой, пытаясь спасти меня от такой участи.

А несчастный изуродованный человек на столе? Не может быть, чтобы он остался жив. Не может быть, чтобы это был нищий из Дубов-у-воды. Не может быть, чтобы это был Шут моего отца. Осколки сведений занозами сидели у меня голове. Двалия упоминала об отце, которого я не знаю. Одно совершенно не вязалось с другим, но ее давешняя угроза говорила, что связь есть. Тот пыточный стол – вот что она сулила мне.

Двалия все еще продолжала пинать Виндлайера, но уже устала и запыхалась. Она покряхтывала, ее задница колыхалась. Наконец она оставила в покое Виндлайера, безвольной грудой свернувшегося в углу и плачущего, и вернулась ко мне. Двалия попыталась пнуть и меня, но я с умом выбрала убежище, и пинок почти не достиг цели. Тогда она швырнула в меня окровавленный кувшин, но и тот едва меня задел. Я притворно завопила и отползла, умоляюще глядя на нее, вся в крови.

Дрожащими губами я пролепетала:

– Пожалуйста, Двалия, не надо! Не надо больше. Я буду послушная. Видишь? Я все сделаю. Только не надо больше меня бить.

Я выбралась из-под стола и, волоча ногу, похромала по каюте туда, где валялись раскиданные наряды. На каждом шагу молила ее о прощении, клялась, что искуплю свою вину и впредь буду слушаться. Двалия наблюдала за мной с недоверием и злорадством. Всхлипывая, я остановилась у сундука с одеждой, источая в сторону Двалии и Виндлайера притворные боль и страх. А потом отважилась добавить к этому еще капельку отчаяния и тоски.

Я брала ее вещи по одной, бережно складывала и, глотая слезы, говорила:

– Видишь, как я аккуратно все делаю? От меня есть прок. Я могу много чего делать для тебя. Я все поняла. Пожалуйста, не бей меня больше. Умоляю…

Это давалось мне нелегко, и я не была уверена, что хитрость сработает. Но Двалия удовлетворенно усмехнулась и с усталым вздохом повалилась на разворошенную постель. Тут ей на глаза попался Виндлайер: он свернулся на полу, как жирная личинка под корягой, закрыв лицо руками и плача.

– Прибери посуду, я сказала! – рявкнула Двалия.

Виндлайер перекатился и сел, шмыгая носом. Когда он отвел ладони от лица, я содрогнулась. Глаза его начинали заплывать, челюсть безвольно отвисла, по подбородку стекали кровь и слюни. Он с несчастным видом посмотрел на меня, и я, испугавшись, что мое сострадание случайно просочилось наружу, принялась укреплять стены.

Наверное, он почувствовал это, потому что нахмурился, глядя на меня.

– Она делает это прямо сейчас, – проговорил он в нос, с трудом шевеля опухшими губами.

Двалия искоса посмотрела на него:

– Подумай вот о чем, скопец. Она усвоила урок. Видишь, как она трепещет и делает, что я ей велела? Пока что это все, чего я хочу от нее. Но если она может колдовать, если я смогу научить ее делать то, что мне нужно, зачем мне ты? Тебе же будет лучше, если ты станешь приносить хотя бы столько же пользы, сколько она.

Виндлайер громко шмыгнул носом. Покосившись на него, я испугалась даже больше, чем при виде улыбки Двалии. Он сверлил меня взглядом, полным злобной ревности.

Глава 20 Вера