Я бросила быстрый взгляд в сторону двери. Нет, безнадежно: пока добегу и справлюсь с тяжелой дверью, Двалия уже схватит меня. А даже если и успею удрать по трапу, рано или поздно меня найдут и вернут ей. Зря я распалила ее злобу. Зря не дала просто поколотить меня, пока она не вздумала убить меня. Что же делать, что делать? Двалия уже дышала ровнее. Еще немного, и она снова бросится на меня. И не остановится, пока не добьется своего.
Ответа не последовало. И меня пробрала странная дрожь: это я почувствовала, как Виндлайер осторожно прощупывает мои мысли, мою сущность, словно только что заметил нарост у меня на лице. Он действовал аккуратно, почти боязливо, и я отшвырнула его щупальце, снова ярко представив, как вгрызаюсь в щеку Двалии. Он отшатнулся, но эта победа дорого мне обошлась. Не обращая внимания на тарелки и чашки, Двалия бросилась животом на стол и сумела-таки схватить меня за грудки. Мне вспомнилось, как она избила меня в прошлый раз. Воспоминание вспыхнуло у меня в голове и передалось Двалии. Ее глаза сверкнули почти невыносимым злорадством.
И тогда мне стало понятно…
Я дала ей почувствовать вкус крови у меня во рту, прикушенную изнутри щеку, боль в расшатавшемся зубе. Вдруг увидела себя ее глазами: волосы промокли от пота, кожа бледная, струйка крови стекает по подбородку. Я полностью владела собой, но притворно обмякла в ее руках. Двалия так и не выпустила моей рубашки, и когда я осела на пол, то протащила ее по столу вперед. Несколько тарелок упало на пол. Я свесила голову набок и приоткрыла рот, будто обессилев. Двалия умудрилась отвесить мне оплеуху, но не смогла как следует размахнуться, свисая со стола. Я вскрикнула, как будто от боли. Дала ей ощутить не свою ненависть, но свой страх, боль и отчаяние. И Двалия выпила их жадно, как запаленная лошадь – воду.
Она сползла со стола, встала и пнула меня. Я снова закричала и позволила силе пинка загнать меня под стол. Двалия пнула снова, в живот, но я была уже далеко под столом, и удар получился не таким уж сильным. Я опять взвизгнула и дала Двалии полюбоваться моей болью. Тяжело дыша, она облизнула губы. Я лежала под столом, не двигаясь, и стонала. Ах, как же мне больно, она избила меня почти до потери сознания, теперь у меня несколько недель все будет болеть. Я щедро скармливала ей все, что только могла вообразить желанного для нее.
Двалия отвернулась от меня, шумно сопя. Она получила что хотела, насытила свою злобу. Ей больше ничего не было нужно от меня, а вот Виндлайер по глупости сунулся к ней слишком близко. Она надвинулась на него и ударила кулаком в лицо. Он упал навзничь, задыхаясь и всхлипывая, зажимая руками разбитый нос.
– Ты бесполезен! Не можешь даже поймать мелкую девчонку! Мне пришлось все делать самой! Смотри, что я из-за тебя натворила! Если она теперь умрет от побоев, ты будешь виноват! Она записная лгунья, да и ты не лучше! «Украла мою магию»! Ты придумал это, чтобы оправдаться за то, что не можешь управлять ею?
– Она видит сны! – Виндлайер поднял голову, перестав прятать лицо в ладонях. Его трясущиеся щеки были багровые, из маленьких глазок текли слезы. Из носа шла кровь. – Она все врала! Она видит сны, но не записывает их и даже не рассказывает тебе!
– Тупой ты выродок, все видят сны, не только Белые! Ее сны ничего не значат.
– Она видела сон про свечи! И записала его, весь стих! Я прочел это у нее в голове! Она умеет читать и писать, и она видела сон про свечи!
Я обмерла. Сон про свечи! Я чуть не воскресила его перед мысленным взглядом. Нет! Махнув рукой на опасность, я отчаянно попыталась внушить Двалии:
Я была в панике. Думаю, у меня получилось только потому, что Двалия уже была зла на Виндлайера и обрадовалась, когда я подбросила ей подтверждение, что злилась она не напрасно.
Она избила его. Схватила тяжелый металлический кувшин для умывания и стала им колотить. Тот не сопротивлялся. Я не вмешивалась. Только сжалась в комочек под столом. Из разбитой губы сочилась кровь, и я размазала ее по лицу. Я чувствовала боль Виндлайера при каждом ударе Двалии и запасала ее на будущее, содрогаясь, будто били меня. Я вложила ему в голову мысль, что мне досталось куда хуже. Под градом ударов он легко поверил этому. Он знал, как больно может сделать Двалия. Виндлайер знал это лучше кого бы то ни было и вдруг обрушил это знание на меня, будто поток крови. Мне стало по-настоящему дурно, и мои стены рухнули под напором этого ужаса.