Судьба убийцы

Я не раздевалась догола с тех пор, как мне давала вымыться торговец Акриэль. Синяки у меня на ногах еще не до конца зажили, только побледнели и сделались зеленоватыми и желтыми. Ногти на ногах потрескались, под них забилась грязь. Кожа на ладонях огрубела после всего, что я делала для Двалии. Теперь это были руки служанки, а не дочери благородного баккского семейства. На минуту мне стало стыдно: у девочек на кухне были такие же руки, потому что они постоянно занимались работой, которой от меня никто не требовал. Сколько раз я проклинала судьбу за то, что она отобрала у меня мой покой и уют, и только теперь задумалась: а каково было бы родиться служанкой или рабыней? Той, для кого издевательства вроде тех, что мне пришлось вытерпеть, были обычным делом?

В новом наряде я почувствовала себя почти что голой. Штаны были такие короткие, что выставляли напоказ колени, зато рукава такие длинные, что прикрывали кисти. То и другое было сшито из легкой светло-розовой ткани. За шиворотом новой рубахи я не смогла бы спрятать свечу. Над ремешками сандалий мне пришлось поломать голову, но в конце концов я смогла-таки застегнуть их. Под стопкой одежды обнаружилась расческа. После купания мои волосы свернулись тугими локонами, но я, как могла, постаралась привести их в порядок. Сложив полотенце, попыталась спустить грязную воду из ванны, но так и не поняла, как этот сделать. Мне стало стыдно при мысли, что кто-то увидит, какой грязной я была. Стиснув зубы, я сунула под мышку узел грязной одежды со спрятанной в нем свечкой и вышла из купальни.

Утреннее солнце припекало сильнее, чем в иной полдень в Бакке. Капра оглядела меня с головы до ног, задержавшись на синяках на икрах.

– Оставь эти лохмотья. Просто брось их тут. Слуги потом избавятся от них.

Я обмерла. Не сказав ни слова, достала из узелка половинки моей сломанной свечи и выпустила одежду из рук.

Капра сурово уставилась на меня:

– Что это там у тебя?

– Свечка, которую сделала моя мама.

– Брось ее.

– Нет.

Я подняла голову и встретилась с ней взглядом. У Капры были странные глаза. Сегодня они казались не голубыми, а скорее грязно-белыми. Смотреть в них было трудно, но я не отвела взгляда.

Она чуть наклонила голову и спросила:

– Сколько у тебя свечей?

Мне не хотелось говорить ей, но почему – я сама не знала.

– Была одна, но развалилась на две половинки.

– Одна свеча… – тихо проговорила Капра. – Интересно… Но всего одна, а не как в снах… – Она словно надеялась, что я что-то отвечу на это.

Я не позволила чувствам отразиться на моем лице. Но день вокруг внезапно словно заискрился. Я смотрела на Капру и видела, как от нее во все стороны расходятся яркие иглы лучей. Так много разных путей вели от нее. И не только из этого мгновения. Она была как тот нищий, оказавшийся Шутом. Любимый моего отца. Мне не хватало слов, чтобы описать, что я чувствовала, глядя на нее. «Как перекрестки, – думала я, – где можно свернуть в другую сторону». Я отвела глаза, гадая, сколько времени длилось этот озарение.

Наверное, нисколько, потому что она сказала:

– Ладно. Можешь взять ее с собой. Тебе же будет обузой.

Однако, судя по голосу, она решила добавить свечу к списку моих проступков. Ее стражник смотрел на меня так, будто я вела себя глупо и дерзко. Это был один из тех двоих, что хлестали плетьми Двалию. При этом воспоминании мне пришлось взять себя в руки, чтобы губы не дрожали.

– Иди за мной, – сказала Капра. – Ты останешься у нас, так что я тебе покажу, где что находится. Позже мы решим, чем ты будешь заниматься. Может быть, учиться. Может, изучать летописи. Может, просто прислуживать. – Она улыбнулась мне, растянув тонкие губы. – Может, плодиться. А может, мы продадим тебя в рабство. Есть много способов приносить пользу; возможно, тебе понравится.

Лично мне ни один из этих способов не нравился, но я промолчала. Я пошла за Капрой, ее стражник шагал рядом со мной. Ремешки сандалий врезались мне в ноги, но я стиснула зубы и продолжала идти. Она повела меня обратно в комнаты, и я обрадовалась, что мы ушли с солнцепека. Даже не замечала, как сильно щурилась от яркого света, отражавшегося от белых камней, пока мы не зашли внутрь.

Капра не спешила, но и не мешкала. На нижнем этаже мне показали комнату, где писцы в зеленых одеждах учили грамоте пятерых детей. Рядом с каждым учеником сидел наставник, направляя его перо. Дети были бледнокожие и на вид очень маленькие, не старше трех лет. Но если они такие же, как я, то на самом деле они старше.

Мы прошли по длинному, плавно изгибающемуся коридору и по широкой парадной лестнице поднялись на второй этаж.

– Здесь мы встречаем тех, кто приходит сюда в поисках мудрости, – сообщила Капра, открыв передо мной дверь в комнату, где стены были отделаны драгоценной древесиной, а пол устлан мягкими коврами.

В центре стоял роскошный стол и стулья с резными спинками, а на столе – графин с каким-то напитком и несколько стаканчиков.

В следующей комнате шестеро Белых сидели за столом. За спиной каждого в ожидании застыл Слуга.