– Это нарушает все устои! – заверещала Симфэ. – Никто из Четырех не может доверить свой ключ никому другому!
– Вопреки всем устоям вы солгали мне и помогли Двалии выпустить на свободу Любимого. Что ж, живой или мертвый, он снова нам угрожает!
Капра повернулась, схватила исписанные листы и умчалась прочь, неукротимая, как буря, которую она предрекала. Я стояла, потупившись, наблюдая за Четырьмя украдкой сквозь ресницы. Колтри стал шарить в своей одежде. Должно быть, его ключ лежал в кармане штанов, потому что он выудил его и отстегнул. И вручил стражнику, растерявшемуся еще больше.
– Пойду помогу Капре. Боюсь, что она права. Зря я вообще послушал вас двоих. Это может погубить всех нас.
В отличие от Капры, он ушел как побитый пес, ссутулившись и повесив голову. Феллоуди и Симфэ переглянулись.
Симфэ крикнула стражнику:
– Эй, присмотри за девчонкой! Думаешь, я доверю тебе свой ключ? Давайте запрем ее, а потом я, пожалуй, присоединюсь к Капре и Колтри, чтобы они ничего не утаили. Девочка! Иди.
И я пошла, подгоняемая здоровенной ладонью стражника у меня на плече. Он был высокий и длинноногий, и мне не раз пришлось споткнуться, пока мы шли по каким-то коридорам и лестницам, где меня еще не водили. На сей раз мы попали в коридор между клетками с другой стороны. Мне удалось мельком увидеть человека с черными руками и глубоким голосом. Он сидел на кровати, свободно сплетя руки на коленях. Его камера была не такая суровая, как моя: там были столик, циновка и настоящая кровать, с одеялами. Когда я шла мимо, сосед поднял голову и улыбнулся. Глаза были черные, такие же черные и блестящие, как он весь. Узник встретился со мной взглядом, словно давно ждал моего прихода, но ничего не сказал.
Они заперли меня, хотя стражнику пришлось немного повозиться с двумя ключами, и ушли. Я села на топчан и стала гадать, какая напасть обрушится на меня теперь.
Глава 26
Серебряные секреты
Спарк шагнула к фальшборту, разжала ладонь, и неугомонный морской ветер подхватил и унес локоны Ланта. Тот встал с бочки, на которой сидел, и провел руками по остриженной голове. Глаза его были красные. Он отошел, и я занял его место на бочке.
– Насколько коротко? – спросила Спарк.
– Наголо.
Лант обернулся ко мне и гневно крикнул:
– Он не был тебе отцом!
Я мог бы поспорить с ним, да что толку? К тому же хватит боли. Если Ланту причиняет страдание то, что я решил остричь волосы в знак траура так коротко, как если бы Чейд был мне отцом, значит не стоит этого делать. Чейду уже все равно, а мою собственную утрату ничто не смягчит.
– Оставь на толщину пальца.
Спарк положила ладонь мне на макушку, пропустив волосы между пальцами, и принялась за дело. Мои волосы были куда короче, чем у Ланта. Спарк складывала остриженное в горсть Перу. Я удивился, как много у меня, оказывается, седины.
Не мой отец. Я никогда не знал своего отца, но Баррич только что не обрил меня наголо в то утро, когда пришла весть о смерти Чивэла. А вот когда умер Баррич, я вообще не стал стричь волосы в знак траура. Я слушал щелканье ножниц и думал об этом. В тот день я был на Аслевджале и узнал о смерти Баррича благодаря Силе, как и о смерти Чейда. Почему я не остригся? Не было ножниц. Не было времени. Казалось, что этот символический жест слишком мелок по сравнению с моей утратой. И я все еще немного злился на Баррича за то, что он женился на Молли. Так много отговорок – и ни одной причины. Возможно, я просто не хотел признавать, что Баррич умер. Теперь уж и не скажешь. Молодой человек, которым я был тогда, хоть и считал себя таким старым и повидавшим жизнь, казался мне теперь далеким незнакомцем.
– Готово, – хрипло сказала Спарк, и до меня дошло, что щелканье ее ножниц стихло уже некоторое время назад.
– Отлично, – сказал я, медленно поднимаясь.