Я ответил вслух, тщательно подобрав слова:
– Не думаю, что время уже настало. Я еще не старый. Просто устал. Немного отдохну и…
– Домой? – настойчиво спросила Пеструха. – Би! Би! Пер! Спарк! Лант!
– Лант мертв, – сказал я резче, чем хотел.
Волк ответил еще резче:
Мой разум будто оцепенел.
– Я домой! – заявила Пеструха.
– Скоро, – сказал я ей.
– Прямо сейчас! – возразила она.
Ворона оторвала напоследок еще кусок потрохов, и кишка дикобраза намоталась ей на клюв. Ловко подцепив когтем, Пеструха подобрала ее и проглотила. Пригладила перья, иссиня-черные и алые.
– Прощай! – каркнула она и взлетела.
Я ошеломленно уставился ей вслед:
– Туда далеко лететь!
Да понимает ли она вообще, где мы?
Ворона описала над каменоломней круг, пролетев низко над вытесанными и отвергнутыми глыбами, над грудами щебня, оставленными теми, кто трудился тут в древности, над самой водой, скопившейся в нижнем конце каменоломни. Я поворачивался, следя за ней взглядом. И вдруг Пеструха полетела прямо в столп Силы. Я бросился туда, боясь, что найду у подножия обелиска изломанное тельце птицы. Но та погрузилась в камень и исчезла, как не бывало.
– Не знал, что она так умеет, – проговорил я. – Надеюсь, она доберется до места благополучно.
Я ничем не мог помочь Пеструхе, но сердце мое упало при мысли, что, возможно, я больше не увижу ее. Напомнил себе, что у меня есть собственный план, как попасть домой. Еще несколько раз сходив за дровами, я стал калить в огне кости дикобраза до тех пор, пока они не треснули, чтобы можно было высосать мозг. Теперь пора и на рыбалку. Давненько уже не ловил рыбу руками. Я отправился к ручью и нашел подходящее место: на подмытом снизу берегу, под свисающими ветками, чтобы моя тень не падала на воду. Обрадовался, обнаружив, что не забыл эту науку, и еще больше обрадовался, когда поймал две отличные жирные форели. Подцепив их кривым ивовым прутиком под жабры, погрузил рыбины в воду и поймал еще две. Отлично. Две приготовлю сегодня, две завялю или закопчу в дорогу.
После долгого молчания я сказал:
– Я правда совсем ничего не помню. И мне, честно, очень жаль.
В его словах слышалась такая жажда, что я почувствовал себя бессовестным. Он мог воспринимать мир только через меня, но мои глаза, уши и нос были лишь жалким подобием волчьих.
– Ночной Волк, кто ты?
Он ответил не сразу: