Судьба Вайлет и Люка (ЛП)

В конце концов, она засыпает у меня на руках, и хотя я борюсь с желанием встать, я остаюсь на месте, пока, наконец, эмоциональное истощение не настигает меня, и я не теряю сознание с ней, свернувшейся в моих руках. Мне только кажется, что я закрываю глаза на несколько минут, но когда я просыпаюсь, кровать пуста. Я встаю и осматриваю комнату, замечая, что ее медвежонок ушел, а когда я открываю ящики комода, в них нет ее одежды. Я обыскиваю дом и нигде не могу найти ни ее, ни чего-либо, что ей принадлежит. Она ушла. Все.

И это больнее, чем моя сломанная рука, больше, чем воспоминания, больше всего, что мне пришлось пережить за всю мою жизнь. Я даже не знал, какие сильные чувства я к ней до сих пор испытывал, когда я больше не могу этого чувствовать. Я хочу, чтобы боль ушла. Я хочу, чтобы все это прошло. Мне нужно, чтобы это исчезло.

Я направляюсь к холодильнику и достаю бутылку текилы. Чтобы снять колпачок раненой рукой, требуется много времени, но я справляюсь. Затем я откидываю голову назад и прикладываюсь к горлышку бутылки, возвращаясь к тому, что, я знаю, заберет все. Я заливаю горло обжигающей жидкостью, позволяя ей просочиться во все части меня, позволяя ей затопить меня, пока я не ухожу так далеко, что даже не хочу пытаться дышать.

Эпилог

Вайолет

— Значит, дела с любовником не сложились, да? — спрашивает Престон, бросая последнюю сумку с моими вещами на пол в своей гостиной. Все в полиэтиленовых пакетах, потому что я собралась в спешке, мне нужно было выбраться оттуда, прежде чем я выброшусь из окна. Я бы тоже так поступила, потому что мысль о том, что все кончено, звучала гораздо лучше, чем позволить одной простой и хорошей вещи в моей жизни уйти. Но его присутствие напомнило бы мне, как я дошла до этого момента, как я стала тем человеком, который готов выбросить себя из окна.

Хуже всего то, что я сочувствую ему, забочусь о нем, хочу, чтобы он сидел здесь со мной, но я даже не думаю, что смогу смотреть на него, не думая об убийстве своих родителей и о том, как его мама может быть причастна к этому. Даже когда он держал меня, а я плакала, безопасность, которую я когда-то чувствовала в его объятиях, исчезла, и все, что я чувствовала, была пустота.

— Он не мой любовник… он мне никто, — бормочу я Престону, протирая глаза и опускаясь на диван. Мои глаза болят почти так же сильно, как и сердце. Я никогда так сильно не плакала. Никогда не было причин. И я все еще пытаюсь понять, плакала ли я из-за того, что Люк сказал мне, что его мама была там в ту ночь, когда убили моих родителей, или это было потому, что я знала, что не смогу оставаться там с ним, не так, как мы были всего за несколько мгновений до того, как я спела эту песню и сломала все на части.

После того, как Люк заснул, я встала, чувствуя безумную, неконтролируемую потребность в адреналине, и сделала единственное, что могла придумать, чтобы это не кончилось плохо, еще одной смертью. Я ушла и направилась в единственное место, которое я оставила. Я удивлена, что Престон вообще приехал, чтобы забрать меня. Я до сих пор даже не уверена, почему я вернулась к нему и останусь ли я рядом. Но сейчас я слишком разбита и истощена, чтобы сделать что-то еще. И я никогда не буду уверена, что стану той, кем я была, человеком, которым я стала с Люком, или даже человеком, которым я была до Люка, который мог бы держать под контролем, пока я могла подавлять свои эмоции. Даже после того, как я сообщу в полицию. Даже когда или если они, наконец, смогут произвести арест, потому что в конце концов я все равно останусь совсем одна.

После того, как Престон ставит последнюю коробку на пол рядом с прихожей, он закрывает дверь и падает на диван рядом со мной. Я все еще в трусах-боксерах и рубашке Люка, которую даже не помню, как надела, но я рада, что она у меня есть, потому что она пахнет им.

Он кладет руку мне на плечо.

— Так ты собираешься рассказать мне, почему ты выглядишь так

дерьмово, или мне начать гадать?

Я провожу пальцами по опухшим глазам.

— Как насчет того, чтобы просто сделать вид, что ничего не произошло?

— О, я не могу этого сделать, — говорит он, притягивая меня к себе. — Но хотя бы скажи мне, почему ты плачешь.

— Потому что все разрушилось.

— Разве не так?

— Нет, оно было далеко не разрушено.

Он понятия не имеет, о чем я говорю, и я рада этому.

— Знаешь, я до сих пор не могу забыть, как ты разговаривала со мной перед отъездом.

— Ты это заслужил, — бормочу я, и он сильно сжимает мою руку.

— И ты так и не вернул мне эту заначку, — говорит он твердым голосом. — Так что, если у тебя не осталось ее, ты должна мне.

— Её нет, — говорю я категорически. — Я отдала её.

Он качает головой и так сильно прижимает мою голову к своей груди, что у меня болит шея.

— Видишь ли, Вайолет, в этом-то все и дело. Ты никогда не думаешь о будущем.

— Это потому, что я застряла в прошлом.