Судьба мальчика, казалось, решена – позорное увольнение, крах военной карьеры. Но на следующий день по ротам разнеслось радостное: «Ура!» – приехал любимый великий князь. Обойдя роты и переговорив с корпусным начальством, которое сообщило ему о вчерашнем происшествии, Константин Константинович решил послушать кадетский оркестр. Ради такого случая выпустили из карцера Грейца, игравшего на бас-геликоне. Великий князь узнал его и подозвал.
– Сыграй мне что-нибудь на своей дудке.
– Бас-геликон соло не играет, ваше императорское высочество.
– Ну, значит, не умеешь играть.
Грейцу стало обидно, и он на басах вывел «Чижика».
– Вот видишь – умеешь. – Константин Константинович обнял мальчика за шею и прошептал на ухо: – Не унывай, поедешь в
– Покорнейше благодарю, ваше императорское высочество! – во все горло от внезапной радости крикнул Грейц.
– Чего орешь? Это наша с тобой тайна.
И как потом товарищи ни допытывались у Грейца, что ему сказал на ухо великий князь, в ответ слышали одну и ту же фразу: «Это моя и князя тайна».
Мальчик был переведен в Полоцкий корпус, где учился сын великого князя Олег Константинович. Отец Грейца написал Константину Константиновичу письмо, благодаря за милость к сыну, и получил ответ: «Кадет, поставивший честь погон выше своего благополучия, заслуживает не только право на них, но и похвалу».
Только что поступивший в кадетский корпус Анатолий Марков прогуливался по плацу со своим одноклассником-второгодником и обратил внимание на три закрытые ставнями окна.
– Что это за помещение?
– Комнаты великого князя.
– Какого? Великих князей много.
– Наш, кадетский, только один – Константин Константинович.
Через несколько дней офицер-воспитатель вручил Анатолию Маркову изящное, в черном коленкоровом переплете Евангелие. На первой странице было напечатано факсимиле стихотворения великого князя с подписью «К.Р.»:
«Именной экземпляр этого Евангелия, – вспоминал Анатолий Марков много лет спустя, – по традиции выдавался каждому поступающему воспитаннику. Это было как бы благословение великого князя начинающему самостоятельную жизнь мальчику. Берегли мы его как святыню. В нашей семье было три таких экземпляра, полученных каждым из трех братьев. Многие старые кадеты, покидая родину, среди немногих вещей взяли с собой в изгнание эту книгу».
Как и все августейшие родственники, Константин Константинович излишне много внимания в своей работе на благо русской армии уделял мелочам. С Николаем II он подолгу обсуждал, какими должны быть пуговицы на мундирах того или иного кадетского корпуса, кому следует в название учебного заведения добавить слово «императорский», каким отличительным значком наградить новое юнкерское училище.
Но, кроме этих мелких дел, которыми почему-то очень любили заниматься все российские монархи XIX века, Константин Константинович занимался и главным – воспитанием будущих офицеров, которых необходимо было научить жить в мирное время и защищать родину в военное. В 1907 году благодаря стараниям великого князя были введены новые учебные программы с целью «приблизить военные знания юнкеров к войсковой жизни и подготовить их к обязанности воспитателя и учителя солдат и к роли руководителя вверенной ему малой части». В 1909 году приступили к введению новых программ и в кадетских корпусах, которые превратились в полноправные средние учебные заведения, готовившие юношей как к военной службе, так и к высшей школе.
В своем знаменитом приказе о воспитании молодежи от 24 февраля 1901 года Константин Константинович писал: «Поддерживая все свои требования с принципиальной строгостью и устанавливая самый бдительный надзор, закрытое заведение обязано, по мере нравственного роста своих воспитанников, постепенно поднимать в них сознание человеческого достоинства и бережно устранять все то, что может оскорбить или унизить это достоинство».
В 1910 году Константин Константинович решил снять с себя часть обузы по Главному управлению военно-учебных заведений – хозяйственные заботы, прием посетителей, доклады военному министру – и сосредоточиться исключительно на посещении корпусов и училищ. Для него выдумали новую должность генерал-инспектора военно-учебных заведений, какую он исполнял до дня своей смерти. А спустя два года после его кончины, в 1917 году, кадеты и юнкера шли умирать, шепча заветы