Судьба венценосных братьев. Дневники великого князя Константина Константиновича

Победоносцев. О, государь, я был всегда для вас Доносцев, и этот раз готов вам послужить. Пойду к нему в дворец, все разузнаю и все вам расскажу».

Константин Константинович был не первым в августейшем семействе, которого сравнивали с Гамлетом. Полушепотом в царствование Екатерины II с датским принцем сравнивали наследника российского престола Павла Петровича. Когда он приехал в Вену, в придворном театре в его присутствии должны были играть «Гамлета». Актера Брокмана перед началом представления вдруг пронзила мысль, что в зале уже есть один Гамлет – русский великий князь, отец которого, как и шекспировского героя, был убит, а убийцы заняли придворные должности возле трона вдовы. Спектакль был вовремя отменен, и император Иосиф II послал Брокману в благодарность за подсказку пятьдесят дукатов.

Но если император Павел I напоминал Гамлета судьбою, то его правнук Константин Константинович, по мнению света, отчуждением от мира сего, характером. Сам же великий князь видел свое сходство не только с героем шекспировской трагедии, но и российской – со своим прадедом.

«Иногда мне случается находить некоторое сходство между собой и Павлом Петровичем в его далекие годы. В записках его воспитателя Порошина говорится, что у Павла была какая-то странная нервная торопливость. Такую торопливость я и за собой замечаю. Чтобы успеть сделать побольше в короткое время, я с утра начинаю спешить. И это часто в ущерб делу, только бы справиться, а как – это нередко мне безразлично» (17 января 1895 г.).

И все же Константин Константинович был куда более простой натурой, чем Павел I или Гамлет. Единственное, что его наверняка объединяло с ними, – это благородство души.

Главный начальник военно-учебных заведений

В русском зарубежье, где оказались десятки тысяч наших соотечественников, память о Константине Константиновиче осталась, в первую очередь, как отце кадет. Не тех кадетов, что создали конституционно-демократическую партию, а юношей, воспитывавшихся в кадетских корпусах и юнкерских училищах. Когда наступил 1917 год, они в подавляющем большинстве остались верны присяге и сложили свои молодые головы на полях Гражданской войны или покинули Страну Советов, унося в своем сердце образ царской России.

Выпускник кадетского корпуса Г. Мясняев писал в эмиграции в середине XX века: «Пройдет какой-нибудь десяток лет и не останется на свете русских людей, которые помнят о тех мальчиках в военной форме, которые внешне, а еще более внутренне, так отличались от своих сверстников, учившихся в гражданских учебных заведениях. Особняком, не сливаясь с ними, держали себя эти дети и юноши, носившие имя «кадет», как бы сознавая себя членами особого ордена, к которому русская дореволюционная интеллигенция относилась если не враждебно, то, во всяком случае, с некоторым осуждением.

В те времена никто не внушал кадетам любви и преданности Царю и Родине и никто не твердил им о долге, доблести и самопожертвовании. Но во всей корпусной обстановке было нечто такое, что без слов говорило им об этих высоких понятиях, говорило без слов детской душе о том, что она приобщалась к тому миру, где смерть за Отечество есть святое и само собой разумеющееся дело…

Особенную солидарность и веру в себя самих внес в кадетский быт великий князь Константин Константинович, сыгравший в жизни и воспитании кадет перед революцией совершенно исключительную роль. Всю свою светлую и любящую душу он посвятил кадетам и окончательно уничтожил в кадетских корпусах остатки старого казарменно-казенного духа… В ответ на эти заботы чуткая кадетская семья не только поняла, но и вполне оценила заботы о ней, совершенно изменив свой характер под его управлением. Враждебные отношения между офицерами-воспитателями и кадетами, существовавшие как наследие прошлого, исчезли совершенно, и кадеты стали не только уважать, но и горячо любить своих воспитателей. Состав последних стараниями великого князя также совершенно изменился».

Ностальгических воспоминаний о Константине Константиновиче написано в эмиграции бывшими кадетами и юнкерами множество. Началось же сближение великого князя с военной молодежью не по его почину, а воле государя.