Судьба венценосных братьев. Дневники великого князя Константина Константиновича

«Быть или не быть! Вопрос в том, что благороднее: сносить ли пращи и стрелы злобствующей судьбины или восстать против моря бедствий и, сопротивляясь, покончить их. Умереть – заснуть – не больше; и зная, что сном этим мы кончаем все скорби, тысячи естественных, унаследованных телом противностей – конец желаннейший. Умереть, заснуть, – заснуть! Но, может быть, и сны видеть? Вот препона; какие могут быть сновиденья в этом смертном сне, за тем, как стряхнем с себя земные тревоги, – вот что останавливает нас. Вот что делает бедствия так долговечными, иначе кто же стал бы сносить бичевание, издевки современности, гнет властолюбцев, обиды горделивых, муки любви отвергнутой, законов бездействие, судов своевольство, ляганье, которым терпеливое достоинство угощается недостойными, когда сам одним ударом кинжала может от всего этого избавиться? Кто, крехтя и потея, нес бы бремя тягостной жизни, если бы страх чего-то по смерти, безвестная страна, из-за пределов которой не возвращался еще ни один из странников, не смущали воли, не заставляли скорей вносить удручающие нас бедствия, чем бежать к другим, неведомым? Так всех нас совесть делает трусами; так блекнет естественный румянец решимости от тусклого напора размышленья, и замыслы великой важности совращаются с пути, утрачивают название деяний.

А, Офелия! О, нимфа, помяни меня в своих молитвах».

А. Кронберг

Быть иль не быть? Вот в чем вопрос.

Что благороднее: сносить ли гром и стрелы
Враждующей судьбы, или восстать
На море бед и кончить их борьбою?
Окончить жизнь – уснуть,
Не более! И знать, что этот сон
Окончит грусть и тысячи ударов —
Удел живых. Такой конец достоин
Желаний жарких. Умереть? Уснуть?
Но если сон виденья посетят?
Что за мечты на смертный сон слетят,
Когда стряхнем мы суету земную?
Вот что дальнейший заграждает путь!
Вот отчего беда так долговечна!
Кто снес бы бич и посмеянье века,
Бессилье прав, тиранов притесненье,
Обиды гордого, забытую любовь,
Презренных душ презрение к заслугам,
Когда бы мог нас подарить покоем
Один удар? Кто нес бы бремя жизни,
Кто гнулся бы под тяжестью трудов?
Да, только страх чего-то после смерти —
Страна безвестная, откуда путник
Не возвращался к нам, – смущает волю,
И мы скорей снесем земное горе,
Чем убежим к безвестности за гробом.
Так всех нас совесть обращает в трусов,
Так блекнет в нас румянец сильной воли,
Когда начнем мы размышлять: слабеет
Живой полет отважных предприятий
И робкий путь склоняет прочь от цели.
Офелия! о, нимфа! помяни
Мои грехи в твоей святой молитве!