Судьба венценосных братьев. Дневники великого князя Константина Константиновича

Весь день 12 октября 1885 года великий князь не выходил из своего кабинета в Мраморном дворце – сочинял стихи к восьмой годовщине участия измайловцев в бое с турками у Горного Дубняка. Наконец закончил, переписал набело и положил во внутренний карман подданного ему парадного мундира. Взял с собой также большую золоченую братину (большой шаровидный сосуд для питья вкруговую) великолепной работы Овчинникова и поспешил к десяти часам вечера в полк.

Офицеры разместились за длинным столом. Константин Константинович, как обычно, сел на одном из его концов, командир полка – на другом. Начались обыкновенные для праздничного застолья тосты.

– За его величество государя императора!.. Ура!

– За императрицу!.. Ура!

– За цесаревича!.. Ура!

– За великого князя Николая Николаевича!..[39] Ура!

– За великого князя Константина Николаевича и великую княгиню Александру Иосифовну!.. Ура!

– За великого князя Константина Константиновича!.. Ура!

После обязательных тостов офицеры закурили. Стали кричать: «Дрентельн, давай стихи!» Поручик В. Ю. Дрентельн, считавшийся в полку вторым поэтом после великого князя, прочитал одно из своих лирических стихотворений. Константин Константинович, загадочно улыбавшийся во время его декламации, после выражения одобрения слушателями чтецу, поднялся из-за стола. Тотчас воцарилось молчание, все с радостным почтением устремили взоры на августейшего поэта. Он, почти не заглядывая в бумагу, своим слабым, но приятным баритоном начал говорить:

Уж восемь лет прошло – и снова годовщину
Мы Горного справляем Дубняка.
Подымем же теперь застольную братину
Во славу нашего полка.

Великий князь сдернул полотенце с братины, стоявшей перед ним на столе и, подняв перед собой, продолжал:

Нас связывает всех одна и та же служба,
Один и тот же связывает долг.
Да процветает все, да крепнет наша дружба
И ей да держится наш полк.

Ходи же по рукам, братина круговая!

Все из нее мы будем пить, друзья.
Да здравствует наш полк и наша полковая
Единодушная семья!

Отпив из братины, в которую вошло четыре бутылки шампанского, Константин Константинович передал ее стоявшему справа офицеру, и от него она пошла по кругу. Когда выпил последний – стоявший слева от великого князя Цицович, все закричали «ура!», окружили августейшего поэта и стали подбрасывать его вверх. Вызвали солдат-песенников Государевой роты, и веселье не утихало до 4 часов утра.

Девятую годовщину боя у Горного Дубняка отметили еще торжественнее. В этот день у Троицкого собора Измайловского полка в честь участия гвардии в войне 1877–1878 годов, открыли памятник «Слава» – шестиярусную чугунную колонну со ста четырьмя прикрепленными к ней трофейными турецкими пушками, увенчанную фигурой, олицетворяющей Славу.

Приехал государь. После молебна памятник окропили святой водой, и полк прошел мимо него церемониальным маршем, после чего солдаты вернулись в казармы, а офицеры с императорской свитой отправились обедать в ресторан «Эрмитаж». Опять произносили обыкновенные для праздничного застолья тосты. После обеда Константин Константинович вернулся домой и, почувствовав вдохновение, за час написал новое стихотворение. В десять часов вечера в Офицерском собрании Измайловского полка приступили к праздничному ужину и великий князь, как и год назад, держа в руках подаренную измайловцам братину, начал читать только что написанные стихи:

Вся семья сошлася полковая —
Снова привелось собраться нам,
И опять братина круговая
Заходила по рукам.

Пьем мы и за Русскую Державу,

И за здравье Государя пьем,
И за вас, сражавшихся на славу
В бой под Горным Дубняком.

Выпьем же теперь и за солдата!

Осушим братину за него!
Пусть и навсегда его булата
Грозно будет торжество!

С той же доблестью непобедимой

Да сразится молодой солдат,
Как сразились вы неустрашимо
Девять лет тому назад!

Знаток литературы снисходительно улыбнется: и поэзии в этих строчках маловато, и мысль неглубокая. То ли дело современники великого князя – Александр Блок или Иннокентий Анненский. Любое их стихотворение несет гораздо большую эмоциональную и философскую нагрузку, а уж о мастерстве и говорить нечего – на три головы выше.