Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров

«Ну хоть не на кладбище собирается, и то хорошо», – со вздохом подумал Женька, открывая окно, чтобы немного проветрить. В последние визиты на родину Марина уже не считала городское кладбище главным местом, и Хохол думал, что это потому, что всякий раз ей предстояло неминуемо встретиться там с собой. А что ни говори, видеть собственное изображение на могильной плите – вещь не слабая даже для человека с такой силой духа, как у Марины. Хохла самого до сих пор передергивало от этого зрелища – вот она живая рядом и вот – почти живая смотрит с плиты с выбитыми датами рождения и смерти. Тут у кого угодно снесет крышу…

Марина шумела водой в душевой кабине, и Женька вдруг захотел вломиться к ней и взять прямо там, наказывая за все, что она вытворяла сегодня. Он любил смотреть на ее искаженное страстью и болью лицо – в такие моменты возвращалась та Коваль, которую он полюбил, а не эта холеная блондинка с идеальной кожей и выверенными до мелочи манерами. Его женщина могла появиться в кожаных брюках и черной обтягивающей трикотажной майке, надетых на голое тело, перед толпой отмороженных быков с ножами и пистолетами в карманах и не сомневаться, что никому и в голову не придет, что она – баба. Эта же всегда безукоризненно одета, тщательно накрашена и ни за что не позволит себе грубого слова на людях. Как Марине удавалось столько лет играть роль, Женька не понимал. Он видел, как ей тяжело, как из-под деловых костюмов и вечерних платьев рвется его бесшабашная Коваль, и как ей трудно совладать с собой, прежней. И только наедине с ним, в постели она становилась такой, как была раньше.

Хохол решительно взялся за ручку двери и, когда открыл ее, из-за запотевшего стекла кабины услышал насмешливое:

– Что-то ты долго. Я уж думала, что не придешь.

– Сука! – рванув на себе майку, рявкнул он. – Убью же сейчас, ведь знаешь! Зачем дразнишь?!

– Затем и дразню… ты ведь понимаешь…

На улицу она его все-таки вытащила, несмотря на сопротивление. Женька отговаривался как мог, но Марина была неумолима:

– Мы недолго, просто пройдемся чуть-чуть по центру, и все. Я не была здесь больше года.

– Страшная потеря, – пробормотал Хохол и незаметно сунул в карман джинсов «финку», которую всегда провозил в багаже.

Марина стояла перед зеркалом в коридоре и укладывала волосы. Хохол с удивлением отметил, что на ней, вопреки обычаю, джинсы и футболка с тремя пуговками на груди, а на ногах – босоножки на каблуках. Морские купания пошли на пользу – хромота временно исчезла, такое бывало после курсов реабилитации, и Марина использовала это время, чтобы вернуться к любимой обуви на шпильках. Потом, когда действие массажа и процедур ослабевало, она снова возвращалась к плоской подошве. Белые джинсы и высокие каблуки босоножек пробудили у Женьки вполне определенные воспоминания, но Коваль, перехватив его взгляд в зеркале, улыбнулась и отрицательно покачала головой:

– Передохни немного, сердечко не выдержит.

– Куртку возьмешь? – Он потянулся к чемодану и вынул тонкую джинсовку, заодно прихватив и свою. – Ну что, готова?

– Вполне.

– Только договариваемся сразу, – задержав ее на пороге, предупредил Женька. – Ты не рыдаешь у здания МБК, поскольку мы, ясное дело, туда пойдем, да?

Она смерила его взглядом и процедила:

– Вот не думала, что ты спустя столько лет продолжаешь ревновать меня к мертвому Малышу. Бред какой-то.

– Ну, бред или не бред, это мое дело. А ты пообещай, иначе с места не сдвинусь.

Она пожала плечами и взялась за дверную ручку:

– Значит, пойду одна.

Хохол схватил ее, поднял и придавил спиной к стене так, что ей пришлось закинуть ноги ему на бедра.

– Не пойдешь. Никуда не пойдешь без меня… – Дыхание его участилось, губы нашли кожу в вырезе майки, и Коваль застонала:

– Не надо… не сейчас, пожалуйста… я обещаю тебе все, что хочешь… – и он мгновенно опустил ее на пол:

– Так бы и сразу. Идем.

Ночной город ничем не отличался от Бристоля, например – разве что звуков порта тут не было. Они дошли до набережной и побрели вдоль, с любопытством рассматривая многочисленные открытые кафе, в которых было полно народа, играла музыка и кое-где даже пели вживую.

– С ума сойти… – останавливаясь у парапета, чтобы закурить, сказала Марина. – Жизнь-то и ночью продолжается.

– А ты думала, одни бродить будем?

Женька облокотился на парапет и смотрел вниз, в темную плещущуюся у гранитной стены воду. От реки пахло рыбой и подгнившей травой, но этот запах был совершенно иным, чем в Англии.

– Ты заметила, что здесь даже вода иначе пахнет? – спросил он, глянув на курившую жену.

– Что? Нет, не заметила. Это у тебя ностальгия просто.

– Жалко, что вернуться невозможно, – тихо сказал Хохол, не отводя взгляда от воды, – я б вернулся.

– Куда? Кто тебя здесь ждет? И что ты тут станешь делать? Пойдешь к Ворону на побегушки? – насмешливо спросила Марина, разглядывая тлеющий кончик сигареты.

– Зачем к Ворону? У меня есть ты.