Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров

– Да? Забавно. А не ты ли орешь вечно, чтобы я не смела даже думать о поездках сюда? – затягиваясь дымом, поддела она. – А тут, глядите, разговорился – «вернулся бы! – передразнила Марина, глянув на мужа искоса. – Мечтатель. Не надо было тут резню Варфоломеевскую устраивать.

– Ты не хуже моего знаешь, как все было – разнюхала ведь, хоть я и запретил. Я не мог иначе, понимаешь? Не мог. Это была моя вендетта.

– Ой, да перестань ты, сицилиец недоделанный! – поморщилась Марина и бросила окурок в урну. – Вендетта! Тоже мне – кровник нашелся. Да ладно, что об этом теперь – все сделано уже, ничего не вернешь. Бесит, что от меня скрывал столько времени.

Хохол повернулся и сгреб ее в охапку, прижал к себе и задышал в волосы:

– Я не хотел, чтобы ты знала. Не хотел пугать… руки в крови – как прикасаться-то к тебе?

– Глупости. Ты думаешь, я не понимаю? – Она развернулась в его руках и заглянула в лицо: – Я же тебя люблю, Женька. Любого люблю.

Он закрыл ей рот поцелуем, и они долго стояли так, опираясь на парапет. Мимо прошла стайка подростков, и кто-то прокомментировал:

– Во дают старперы – так засосались, аж не шевелятся!

Хохол аккуратно отодвинул Марину и сжал кулачищи, и пацанов, оценивших габариты и отличную спортивную форму «старпера», сдуло как ветром. Вслед им понесся хохот – это смеялась Марина, сползая по парапету на корточки:

– А ведь дети-то правы, Женька… что мы, как идиоты, посреди набережной целуемся?

– Где приспичило, там и целуемся, – буркнул он, подавая ей руку и помогая встать. – Буду я еще каждому сопляку отчитываться! Идем, холодно.

С реки вдруг действительно подул ветер, и по набережной заплясали огоньки от качающихся лампочек иллюминации. Обняв Марину за плечи, Хохол увлек ее в сторону длинной лестницы, ведущей на верхний ярус набережной, туда, где было разрешено автомобильное движение.

– Может, тачку поймаем? – предложил он. – Как ты на каблуках-то, давно же не ходила?

– Ничего, дойду, здесь не очень далеко.

…Они скрылись в подъезде и не видели момента, когда сидевший в припаркованной во дворе неприметной «Хонде» молодой парень вынул из кармана мобильный и позвонил кому-то:

– Все, они дома, полный порядок. Я сменяюсь утром. Отбой.

Глава 17 Урал. Леон

Сквозь дым и туман все напоминает горы весной;

после дождя все напоминает ясный день.

Что-то не удается разглядеть даже в ясную погоду.

Ямомото Цунэтомо, самурай

Как-то незаметно для окружающих и даже для себя самого Вова Суриков переместился из небольшого кабинетика в одном из автосалонов в большой кабинет, оборудованный специально для него в клубе «Матросская тишина» на том же этаже, где располагался и кабинет шефа. Вова расценил это как повышение, тем более что и зарплату ему существенно увеличили, и машину дали новую, с водителем, и в кабинет к Воронцову он теперь входил сразу, а не ждал в приемной. Единственный, кто никак не отреагировал на появление Вовы рядом с шефом, оказался одноглазый Леон. Вова долго не мог понять, кем же именно является здесь этот странный молчаливый мужик с изуродованным лицом и в вечных перчатках. Он был единственным, кто оставался в кабинете с шефом один на один, без свидетелей, тогда как даже главный бухгалтер всегда отчитывалась в присутствии этого самого Леона, не говоря уже об остальных. Леон приезжал отдельно, на своей машине, уезжал то вместе с хозяином, то один, и постоянно взбадривал охрану и ее начальника Марата. Вова удивлялся, как Марат терпит начальственный тон этого инвалида и почему позволяет тому говорить с собой свысока.

Пообвыкнув в новом кабинете и немного ближе сойдясь с обитателями «Матросской тишины», Вова узнал некоторые подробности прошлой жизни Леона и понял, что на всякий случай от него стоит держаться подальше и в открытые конфликты не вступать – контуженный взрывом человек непредсказуем. Однако Вова все чаще ловил на себе цепкий взгляд единственного глаза, и от этого взгляда ему почему-то всегда становилось не по себе – как будто он пудель, которого застали в хозяйской постели, куда ему категорически нельзя.

– Он только на меня так пялится, как будто у него вместо второго глаза рентген? – спросил Вова однажды у Марата, когда они в обеденный перерыв спустились в клуб, чтобы поесть.

Меланхоличный Марат пожал плечами:

– Не грузись, Вовчик. Леон мужик правильный, он по-пустому базар не затеет, так что расслабься. Он нас не трогает – мы его не трогаем, у каждого своя работа.

– Какой из него работник с одним глазом и без пальцев?

– Не советую проверять, – так же меланхолично ответил Марат, сосредотачиваясь на содержимом подноса с тарелками, вынесенного официанткой, – он и без пальцев может ухайдокать – не дай бог. Чечню прошел и школу телохранителей, рукопашным боем владеет, да и вообще… Потому его хозяин и не списал после ранения.

Вова размешал сметану в борще и снова аккуратно спросил:

– А скажи, Марат, Леон давно работает у Михал Георгиевича?