Судьбы икон в Стране Советов. 1920–1930-е

Благодаря выставке десятки тысяч людей на Западе открыли для себя древнерусское искусство. Показ русских икон в залах Музея Виктории и Альберта в Лондоне по соседству с картонами Рафаэля, с которых были сделаны гобелены для Сикстинской капеллы32, трудно переоценить. Это было признание мирового значения русской иконы. В Мюнхене иконы выставлялись на мольбертах в зале, стены которого были сплошь закрыты гобеленами конца XVIII века, сделанными по росписям станц Рафаэля. Грабарь восхищенно писал: «Трудно было придумать для икон лучший фон, нежели рафаэлевские гобелены». Более того, продолжал он, до сих пор гобелены забивали все выставки, организованные в этом зале, иконная выставка стала первым случаем, «когда не гобелены бьют, а сами они убиты цветностью икон». В США выставка стала одним из блокбастеров периода начала Великой депрессии.

Пришедшие на выставку смогли увидеть в копиях и шедевры Древней Руси – иконы «Богоматерь Владимирская», «Спас Нерукотворный» из Успенского собора Московского Кремля, «Св. Дмитрий Солунский» (фрагмент) из Успенского собора в Дмитрове, «Богоматерь Оранта» из Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле, «Ангел златые власы», оригинал которой в то время находился в Историческом музее (ныне в Русском музее), а также копию знаменитой «Св. Троицы» Андрея Рублева из Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры (прилож. 2 № 131–136). Копии были выполнены известными иконописцами-реставраторами с факсимильным воспроизведением не только живописи, но и следов времени и реставраций.

Для некоторых современных исследователей наличие копий на выставке служит доказательством того, что СССР распродавал фальшивки. Однако этот довод не выдерживает критики. Советские и западные устроители выставки не делали секрета из замены древних шедевров копиями. Во всех каталогах заграничной выставки и архивных документах, связанных с ней, все шесть копий древних икон, выполненные для показа, значились современными работами с указанием имен иконописцев, которые их создали. Поскольку при изготовлении этих копий и показе их на выставке не было цели ввести зрителя в заблуждение, то считать их подделками неправомерно. Во время выставки эти копии, как, впрочем, и другие иконы с выставки, действительно пытались продать, но переписка Грабаря с Гинзбургом, о которой речь пойдет в следующей главе, свидетельствует, что эти иконы предлагались покупателям как копии, а не древние шедевры. Кроме того, ни одна из копий, сделанных для советской иконной заграничной выставки, не была продана. Все шесть благополучно вернулись в СССР. На обратной стороне икон еще со времен выставки сохранились наклейки с названием иконы и именем реставратора, который сделал копию. Таким образом, эти иконы продолжают открыто существовать именно как копии.

То, что подлинники таких древнейших икон, как «Богоматерь Владимирская» и рублевская «Св. Троица», не поехали в турне, безусловно, является заслугой интеллигенции. Даже самые ярые сторонники выставки Грабарь и Анисимов не поднимали вопроса о возможности вывоза этих шедевров за рубеж, хотя Сталин вряд ли стал бы возражать против показа их за границей, как и против их продажи, если бы вырученная сумма позволила купить современное оборудование для первенцев советской индустрии. Уместно вспомнить угрозу Грабаря сотрудникам Исторического музея, что «полетят такие иконы, как Владимирская, Донская, Оранта и т. п.». Свой выбор между религией и революцией Сталин сделал давно.