Судьбы иосифлянских пастырей

Одновременно со своим духовным отцом отделился от митрополита Сергия и М. А. Жижиленко. 19 мая 1928 г. он выехал в Ленинград к епископу Димитрию (Любимову) вместе со служившим в церкви «Никола Большой Крест» иеродиаконом Никодимом (Меркуловым). На следующий день Владыка Димитрий рукоположил в кафедральном соборе Воскресения Христова о. Никодима во иеромонаха, а М. А. Жижиленко во диакона. 21 мая в том же храме епископ рукоположил о. Михаила во священника, после чего его поздравил один из руководителей и «идеологов» иосифлянского движения профессор М. А. Новоселов, с которым М. Жижиленко таким образом впервые познакомился.

Позднее на допросе в январе 1931 г. епископ Максим говорил об этом так: «После смерти моей жены в 1910 г. меня все время влекло уйти от мирской жизни в монашество, но прежнее состояние монастырской жизни меня не устраивало. Меня влекло на Афон, в Грецию, но туда мне попасть не удавалось. После пережитого мною на фронте войны, где я стремился попасть в полк, чтобы этим самым, возможно, покончить свою жизнь, но мне этого также не удалось, у меня еще больше стало желание удалиться в другой духовный мир. Работая врачом в Таганской тюрьме, я в 1927 г. был сильно болен и врачами почти что был приговорен к смерти. В марте месяце 1928 г. я решил собороваться и дал обет, что если я поправлюсь, то приму сан священника. После соборования я стал быстро поправляться и, оправившись от болезни, решил посвятиться… Поехал я посвящаться к Димитрию Гдовскому потому, что я его считал действительно православным епископом. Убеждение о том, что Димитрий Гдовский является действительно православным епископом, я получил после наших бесед с моим духовником, священником Валентином Свенцицким, который был в общении с Димитрием Гдовским и который меня убеждал в том, что митр. Сергий, являясь руководителем Православной Церкви, в своих действиях как бы заигрывает с властью, старается Церковь приспособить к земной жизни, но не небесной».

Вернувшись в Москву, о. Михаил продолжил работать врачом в больнице Таганской тюрьмы, но, по его словам, «в душе носил сан священника». Решив принять монашеский постриг, он в сентябре вновь приехал в Ленинград и высказал свое желание Владыке Димитрию, который через несколько дней тайно постриг его в мантию с именем Максим в честь преподобного Максима Исповедника. Меньше чем через месяц, в начале октября, епископ Гдовский прислал отцу Максиму письмо с предложением приехать для архиерейской хиротонии в «северную столицу». Иеромонах сразу же выехал и 12 октября 1928 г. был тайно хиротонисан во епископа в небольшой церкви ев. Александра Ошевенского на северной окраине города (Пискаревке) епископами Димитрием (Любимовым) и Сергием (Дружининым)[339].

Ко времени хиротонии Владыки Максима его духовный отец прот. Валентин Свенцицкий был уже арестован (19 мая 1928 г.) и сослан на три года в сибирский город Канск. После этого настоятельство в храме «Никола Большой Крест» принимали бывшие прихожане о. Валентина, которых рукополагал ей. Димитрий (Любимов). Служили эти священники недолго, их быстро арестовывали и ссылали. Первым из них был арестован о. Алексий Никитин, затем о. Никодим (Меркулов), о. Максим, о. Измаил Сверчков, о. Георгий Смирнов и о. Иосиф[340].

Первоначально свою хиротонию епископ Максим держал в тайне и лишь написал об этом в ссылку своему духовнику. В письме от 20 октября 1928 г. иеромонаху Никодиму (Меркулову) о. Валентин так описывал сложившуюся ситуацию: «Дорогой о. Никодим! Рад от всей души, что Вы остались по-прежнему в послушании, и благодарю Господа, что Он помог Вам освободиться от вражеского нападения.

Я получил письмо от е[пископа] Максима и сегодня же отвечаю ему. Его епископство — воля Божия. Не будем судить никого. Но будем блюсти благо Церкви. Имейте в виду следующее: о. Максим возведен в сан епископа, но он не епископ Московский, и без согласия московских православных церквей и не может быть назначен Московским, так как отсутствует Местоблюститель, единственно правомочный сделать это. Таким образом, сан его чтите, но ни в коем случае никаких распоряжений не исполняйте. Сегодня я пишу обо всем и епископ [у] Димитрию. Если мне не удастся достучаться до сердца еп[ископа] Максима, и он когда-либо будет домогаться кафедры Московской — я буду всемерно стоять за неприятие его нашим храмом для Москвы и надеюсь, что Воздвиженский и Грузинский храмы будут с нами единомысленны.

Имейте в виду еще, что я всем духовным чадам своим, ушедшим к е[пископу] Максиму, предложил вернуться к Вам, и Вас прошу, если у Вас кто-либо с Вашего благословения ушел к о. Максиму, сказать им, что считаете это по некоторым обстоятельствам неполезным и предлагаете им вернуться к Вам. Дорогой о. Никодим, прочтите, пожалуйста, это письмо всем членам причта, если для них епископство М[аксима] не секрет, и скажите, что по отдельным вопросам, о которых они писали, отвечу каждому в отдельности. Если епископство секрет для них — тогда не читайте»[341].