Судьбы иосифлянских пастырей

Это событие произвело сильнейшее впечатление на старшего брата Владыки, известного русского ученого, профессора уголовного права Петроградского университета, Александра Александровича Жижиленко, который в июне-июле 1922 г. выступал защитником на процессе священномученика митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина. По словам Владыки Максима, его брат не был религиозным человеком и заявил в начале своей речи, что выступает, будучи атеистом, исключительно как представитель права и защитник правды. Однако, узнав о тайном постриге младшего брата, Александр Александрович пришел к нему на квартиру и взял у него благословение. По словам вдовы профессора А. А. Жижиленко, скончавшегося вскоре после пострига брата, умирающий повторял в бреду: «Они говорят, что Бога нет, но ведь Он есть»[334].

Сама Любовь Ивановна Жижиленко была глубоко верующим человеком. Она родилась в 1867 г. в Витебске в дворянской семье, окончила Высшие женские курсы, была педагогом по специальности и в 1906–1917 гг. — активным членом кадетской партии (с 1908 г. даже являлась председателем отделения этой партии в Коломенском районе Петербурга). В начале 1920-х гг. Любовь Ивановна училась в Петроградском Богословском институте до его закрытия (в 1923 г.) и с этого времени состояла в знаменитом религиозно-философском кружке «Воскресенье». В марте 1929 г. она была арестована по делу «Воскресенья» и 22 июля того же года приговорена условно к заключению в концлагерь. На допросе Любовь Ивановна в числе родственников упоминала Владыку Максима. В дальнейшем Л. И. Жижиленко входила в тайную общину монахини Анастасии (Платоновой), была арестована 22 декабря 1933 г. по делу «евлогиевцев» и осуждена 25 февраля 1934 г.[335]

М. А. Жижиленко пользовался известностью в Москве как «таганский старец», и с его именем было связано много легенд. «Передавали, между прочим, что сам Патриарх Тихон якобы указал на него как на будущего Патриарха Православной Церкви в освобожденной России. Слух этот имеет основание лишь в том, что он пользовался горячей любовью первого Местоблюстителя Патриаршего престола, который лично хорошо его знал и, по всей вероятности, высказывал где-нибудь свое мнение о епископе Максиме, как достойнейшем кандидате на Патриарший престол»[336].

Некоторые легенды и версии даже перешли в современные научные издания. Так, в капитальном труде «Акты Святейшего Патриарха Тихона» указано, что М. А. Жижиленко в начале 1920-х гг. тайно принял священство, затем был сослан на три года на север, но по благословению Патриарха Тихона при его жизни принял тайное монашество, уже в 1924 г. был хиротонисан во епископа Овручского и даже в 1924–1925 гг. временно управлял Житомирской епархией[337]. Все эти утверждения опровергаются архивными документами. Из архивно-следственного дела Владыки Максима видно, что в первый раз он был арестован в 1929 г., в 1922–1928 гг. проживал в Москве и никакого отношения к Житомирской епархии никогда не имел.

После смерти Патриарха Тихона Михаил Александрович неоднократно ездил к знаменитому старцу иеросхимонаху Зосимовой Пустыни Алексию (в миру Федору Александровичу Соловьеву), скончавшемуся 2 октября 1928 г., который занял непримиримую позицию в отношении политики митрополита Сергия (Страгородского). Духовным же отцом М. А. Жижиленко был известный деятель русского религиозного возрождения начала XX века, популярный церковный проповедник и писатель протоиерей Валентин Свенцицкий, с 1926 г. служивший настоятелем церкви «Никола Большой Крест» на Ильинке.

Именно о. Валентин первоначально возглавил иосифлянские приходы Москвы и 12 января 1928 г. отправил Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию резкое письмо о разрыве общения с ним: «Сознавая всю ответственность перед Господом за свою душу и за спасение душ вверенной мне паствы, с благословения Димитрия (Любимова), епископа Гдовского, я порываю каноническое и молитвенное общение с Вами и с организовавшимся при Вас совещанием епископов, незаконно присвоившим себе наименование „Патриаршего Синода“, а также со всеми, находящимися с Вами в каноническом общении… И „Живая Церковь“, захватившая власть Патриарха, и григорианство, захватившее власть Местоблюстителя, и Вы, злоупотребивший его доверием, — вы все делаете одно общее, антицерковное обновленческое дело, причем Вы являетесь создателем самой опасной его формы, так как, отказываясь от церковной свободы, в то же время сохраняете фикцию каноничности и Православия. Это более чем нарушение отдельных канонов! Я не создаю нового раскола и не нарушаю единства Церкви, а ухожу и увожу свою паству из тонкой обновленческой ловушки…»[338]