Судьбы иосифлянских пастырей

В то время еп. Павел уже не видел для себя и подобных себе места в «социалистической действительности»: «Если я буду честно исполнять свои пастырские обязанности, я буду рассматриваться как лицо нежелательное и даже вредное с точки зрения существующей власти; если я буду благословлять и одобрять все начинания существующей власти, противные религии и даже направленные против нее, я буду бесчестным и никуда негодным служителем церкви»[327]. И поступиться своей пастырской совестью Владыка не мог и не хотел.

Епископ хорошо понимал, что репрессии против него и его единомышленников не имеют реальных оснований и вызваны чисто политическими причинами, в частности, желанием местных органов ГПУ переложить на иосифлян ответственность за вызванные насильственной коллективизацией и раскулачиванием крестьянские выступления. На допросе 13 марта он так и сказал следователю: «Государственное Политическое Управление наложило свою тяжелую руку на меня и находящихся в моем ведении священников, отыскивая моральных виновников тех волнений, которые происходят по местам в пределах губернии Харьковской».

Не сломили еп. Павла и зачитанные ему показания менее стойких священнослужителей и мирян, подписавших угодные следователю протоколы допросов. Так, бывший ученик Владыки в Духовной семинарии священник Василий Артюховский заявил о его антисоветских, монархических взглядах. Проповедник К. Т. Бублик 20 февраля показал о словах Владыки, что нынешняя власть «дана нам в наказание за наши грехи, что власть Советская — бич гнева Божия», а 10 марта дополнил: «Беседовал я с ним о том, как православный христианин должен относиться к Советской власти. Кратиров мне на это дал такие разъяснения: „Христианин не должен подчиняться советской власти по совести, а может терпеть ее, как необходимое зло и наказание, и молиться Богу о том, чтобы Господь сократил дни этой власти“. В том же духе выразилась на допросе 16 марта бывшая квартирная хозяйка еп. Павла швея П. Е. Черниговская, у которой на Мариинской ул., 16 он жил до 1930 г.: „Монархическая власть, по разъяснениям Кратирова, наказанием не являлась, а являлась благословением Божиим“»[328].

Самые же «убийственные» показания против Владыки дал харьковский заштатный священник Антоний Краснокутский, который, являясь осведомителем ГПУ, более двух с половиной лет доносил о деятельности Владыки. Перейдя под его окормление в мае 1928 г., он почти каждую неделю посещал квартиру епископа. Первые месяцы еп. Павел относился к о. Антонию недоверчиво и старался «лишнего» не говорить, но затем стал более откровенным и передал священнику для перепечатки все свои антисергианские послания и письма, в частности, несохранившуюся статью «Кто должен возглавить в настоящее время Православную Русскую Церковь». При этом о. Антоний, видимо, тяготясь своим доносительством, далеко не все сообщал в ГПУ и, в частности, скрыл, что у него имеются послания Владыки и документы Зарубежной Русской Церкви. Не информировал он и о том, что дал почитать страннику Даниилу Лукашу из г. Валки книгу С. Нилуса (которую Лукаш ему так и не вернул). На допросе о. Антоний показал, что после прочтения послания митр. Антония (Храповицкого) от 5 июля 1928 г., ей. Павел заметил: «Да, хорошо им там, за границей, говорить, попробовали бы они здесь». В конце концов, о. А. Краснокутский был обвинен в том, что, «состоя секретным сотрудником ГПУ УССР», ничего не сообщил о документах Зарубежной Русской Церкви[329].

В отношении пяти арестованных в Харькове иосифлян: мои. Андрея (Козака), А. А. Демидовой, М. И. Колосовой, О. И. Когтевой-Соколовой и П. Е. Черниговской — следственные органы не смогли собрать «достаточно документов для предания суду», и постановлением от 21 июля 1931 г. следствие в отношении них было прекращено. Остальные восемь арестованных прошли по делу Истинно-Православной Церкви на Украине.