Первый допрос епископа Нектария состоялся 1 сентября 1930 г. Владыка отказался дать требуемые следователем признания: «За что я арестован — не знаю, но считаю, что арестован как контрреволюционер. Моление в моей квартире — келлии происходит по воскресеньям и по двунадесятым праздникам; в числе молящихся у меня бывают приезжие из Яранской епископии, приходы, не признающие митрополита Сергия и его Синод. Я истинный сторонник Патриарха Тихона и стремлюсь быть таковым, и готов за него умереть… Молящиеся есть постоянные и проживающие в Казани, но сказать, кто является молящимися и фамилии их — я этого не скажу, т. к. считаю это предательством, т. е. полностью, и вообще, о своем богослужении говорить не намерен, и со своей стороны этого сказано никогда не будет. Главным образом, меня заставляет не говорить о наличии моих сторонников, количестве их и фамилиях то, что поскольку я произвожу богослужения тайно от властей, и за это я должен нести наказание, я хорошо понимаю, что тайное богослужение от властей и устраивание совещаний и бесед — это есть с моей стороны преступление и за это я должен [быть] судим госвластью. Что-либо сказать и говорить о моей деятельности (и вообще, об общине моей) категорически властям (особенно — ГПУ) отказываюсь»[280]
.Последующие три допроса, с 5 июня по 20 июля 1931 г., ей. Нектарий выдержал не столь мужественно, видимо, его пытали. Он не отрицал своего негативного отношения к советской власти, заявив: «Отношение Церкви, т. е. духовенства и верующих, в свете моих взглядов, к советской власти должно быть таким, каким оно может быть к царству сатаны, т. е. неприязненно-враждебное. Измениться отношение власти к Церкви не может, поэтому в беседах с верующими я всегда высказывался за необходимость избавления от советской власти». Не стал отрицать Владыка и своей принадлежности к течению иосифлян, соглашаясь называть его даже «организацией Истинно-Православная Церковь».
Поначалу епископ отказывался отвечать на вопрос: кто был «связным» с архиеп. Димитрием, но на следующем допросе сказал: «Нарочитым по связи с центром нашей организации, т. е. с архиепископом Гдовским, была проживающая в Ленинграде, за Нарвской заставой, блаженная Катя. В Казань она приезжала с письмом от архиепископа Гдовского два раза, привозила также и посылки с продуктами. Однажды в качестве связиста ездил в Ленинград с письмом к епископу Димитрию Гдовскому иером. Иов из Раифской пустыни, близ города Казани, позднее расстрелянный за к/p деятельность». С Москвой у ей. Нектария связь образовалась в марте 1930 г., когда к нему приехал молодой человек Борис Туголесов с письмом от настоятеля церкви Никола Большой Крест, свящ. Никитина. Затем из Москвы приезжала псаломщица того же храма Харитина. Что касается приверженцев епископа, то их было до 50 приходов, в том числе в Марийской области.
Органы следствия очень интересовали послания, рассылаемые ей. Нектарием через «монашествующий элемент». На эти вопросы Владыка отвечал так: «За время пребывания в Казани мною было послано четыре обращения… Касались они вопросов: 1) мое отношение к митрополиту Сергию; 2) по поводу репрессий, наложенных на меня митрополитом Сергием; 3) дисциплинарного свойства среди духовенства; 4) по поводу волнений верующих в связи с перерегистрацией гражданской властью общин и патентов на торговлю свечами. Многие приходы расценили выборку патента и перерегистрацию как антихристово дело, т. к. знак серпа и молота в церкви есть уже знак антихриста. Я им не советовал выбирать патенты, а также перерегистрироваться, т. к. и я лично считаю, что знак советской власти в церкви — это знак сатаны».
О своих единомышленниках в других районах страны епископ сказал: «К числу разделявших точку зрения нашей организации относились приходы: 1) Вологды, где деятелем в пользу нашей организации был епископ Иерофей, кем-то убитый в 1928 году; 2) Воронежской епархии, где нашим сторонником был епископ Алексий (Буй), находящийся где-то в заключении в Серпуховском районе; 3) Близ Москвы — здесь представляющим нашу организацию был епископ Максим из бывших тюремных врачей, находящийся в Соловецком концлагере в ссылке. В Москве нашими приходами были Никола Большой Крест и храм на Воздвиженке, имени настоятеля этого храма не знаю. Других приходов по линии нашей организации на периферии не знаю, в единицах они по многим епархиям были». Характерно, что Владыка не назвал ни одного из тех, кто оставался на свободе; все названные или уже были расстреляны или находились в ссылке[281]
.