Судьбы изломанная нить. От Твари в Жрицы (СИ)

— Тварь! Почини! Постирай, погладь, раз ты горничная. На! — кинула тряпку в Варьку Крейна, прицелилась, зараза — прямо в лицо попала. Ну, почти.

— А я на рынок за новой. А то клиентов не в чем встречать. Фитци, идем со мной? — ласково пропела красавица последнее.

— Неа, сама. Неохота. И бросай остроухую Тварью звать, Ма разозлится. Её теперь Айве зовут.

— А имя дурацкое! — заявила Крейна уже у дверей.

— Не скажи-и-и, — протянул Фитц. — На юге фрукт такой растёт, говорят, душисты-ы-ый!

— Тьфу, Айве… — послышалось ворчание Крейны за дверью.

— Айка, иди ко мне! Брось ты эту тряпку, — позвал Фитц.

Тварька насторожено подняла голову. Этот юный красавчик ох, как не прост.

— Я починю, перешью на себя, носить буду.

— Брось! Крейна если увидит, глаза выцарапает. Иди сюда, смотри, — и парнишка вынул из-за пазухи часы на цепочке.

Тварька мгновенно оказалась рядом — такой красоты она не видела. Блестящий серебряный корпус, а на нем по бокам мелкие камушки, как слезки. А на крышечке цветок из них выложили. И серединка у него — голубоватая. И блестит… А стрелочка внутри так и шагает… Чудо!

— Дышать-то не забывай! — ткнул в бок ее Фитц.

— Откуда? — выдохнула она.

— Хм, клиент один попался. Я ему понравился. Вчера — второй раз пришёл. За ним родственник приехал, а сегодня это передали через Ма. Думают, откупились, — Фитц скривил лицо.

— А что, нет?

— Не знаю, — вздохнул парень. — Он такой… нежный. И мне показалось… А, не слушай меня! И вообще, Ма велела к ней зайти. Как раз время! — он бережно щёлкнул крышечкой и опустил за пазуху.

Когда Фитц открывал дверь, в дом просочился гулкий призыв к тешному часу. Ма не обратила внимания на вошедших — заполняла бумагу столбиками знаков, тихо шепча что-то, деревянная дощечка с цветными камешками стояла у нее под рукой. Фитц развалился на кушетке и похлопал ладонью рядом. Тварька помотала головой — нехорошее предчувствие шкрябнуло коготком внутри.

— Пришли? — подняла голову Ма. — Фитц, ты ей говорил?

-Я?! — деланно удивился парень.

— Айве, сядь, не мельтеши! — приказала хозяйка и Тварька мигом оказалась рядом с Фитцем.

— Я тебя уже слишком долго кормлю, пришла пора отдавать долги. Правда, ты ещё не выросла. По утрам будешь пить отвар, и чтобы до капли! А сейчас идём в пятую. Фитц! — кивнула она ему и парень взял Тварьку за руку.

Сопли текли беспрестанно, слезы она давно перестала лить, Тварька наклонила голову, чтобы было не так заметно. В жилой комнате оказалась только Вирта, она сидела на кровати и неподвижно смотрела в пустоту. Страх и отвращение душили Тварьку: обидно, Фитц и Ма привели ее, а она даже не сопротивлялась. В пятой комнате служанку неожиданно раздели: содрали хлипкую рубаху, ведь Тварька думала, что дадут какую работу и оделась попроще. А ей связали руки, уложили на живот, закрепили их над головой, раздвинули ноги. А потом начали объяснять, что ей предназначили. Ма сказала: потискать лапочку к Тварьке не будут ходить. Скорее, то отвести душу на твари, ну и руки, и то самое, мужское почесать — тоже. Айве оказалась живучей: ещё в утробе мамки, Тирены, её пытались вытравить, да не получилось. А как болячки и раны на ней быстро заживали, все заметили. Теперь Ма придумала использовать эту способность, а то девочек ей жалко. А ее, значит, нет! Тварька начала хлюпать носом. Да и спина болела — розгами всю исполосовали, да не так, как раньше, за проступки, а медленно, с оттягом, и между ног щипали…

— Тварька, ты чего? — подала голос Вирта.

Тварька отвернулась. Толку-то! Никто ей не поможет, идти некуда, и скоро на ее правой щеке поставят метку блудницы — надгрызенное яблочко. А Варькой её называла только Вирта, как появилась здесь весёлой пятнадцатилетней девчонкой, раньше, но не сейчас.

— Меня готовить начали! — шмыгнула Тварька. — Для особых. Чтобы девочек не калечить, — передразнила она Ма. — И заживает на мне все как на собаке. Выпороли меня… розгой. Сказали привыкать. И Фитц меня…

— А утром сказала пить взвар? — резко перебила жалобы Вирта.

— Ага…

— Сиди здесь! — кинула почти на бегу Вирта и хлопнула дверью.

Во время обеда, когда опять пришлось прислуживать Ма и девочкам, было невыносимо смотреть на Фитца: она не считала его другом, но стыд теперь обжигал. По большому счету в доме никто бы не поступился своими интересами ради неё. Как всегда. Наоборот, все старались побольнее и пообиднее ее задеть, словно соревновались. Только Вирта иногда бывала чуть сдержаннее. Тварька вздохнула: ничего не изменилось, столько лет прошло, а всё то же. Ма сказала, что придется отрабатывать. Получается, большую часть она будет забирать, как Фитц и сказал. А в старости ни один идиот не захочет её пригреть. Так что? Какая разница, когда сдохнуть? Вирта говорила — бежать. Зачем, где спрятаться? Куда деть длинные уши и клыки?

Когда Тварька уже устроилась подремать, пользуясь тишиной, все девушки и Фитц спустились в гостиную, принимать клиентов, прибежала Вирта.

— Тварька, не спать! Вот, замени! — сунула она ей душистый мешочек. — У Шинды где-то лежит. Найди и замени.

— Имм, зачем? — обернулась Тварька.