Судьбы изменчивые лики

«Алена, красавица Алена… Кто бы мог подумать, что их род опоршивит какой-то голодранец, прижитый Хавроньей невесть от кого», — думал Игнат в минуты отчаяния. Хоть и судачили по деревне, что произошло это не без помощи и участия князя Федора Паскевича после ее наведывания Новобелицы да Слободы, куда она ходила на заработки и где полным ходом шли работы на некогда Румянцевском дворце, это ничего не меняло. Игнат часто всматривался в Василя. В нем было что-то такое внешне неуловимое, что отличало его от других деревенских парней. Безотцовщина, безземелье, случайные заработки Хавроньи ворожбой… Одним словом голытьба. Все это должно было обозлить парня. Ан нет. Со стороны казалось, что Василь вовсе не тяготился своим положением и даже чувствовал себя достаточно уверенно среди тех, кому он вовсе был не ровня. Но к нему, как ни странно, и относились как к равному. Василя звали на все деревенские посиделки, куда собиралась местная молодежь, а в дни ярмарок в Больших Стрелках и вовсе лучшего танцора было не сыскать. Вихрастый, с роскошной копной вьющихся темно-русых волос, стройной фигурой, выправкой скорее напоминающей потомственного офицера царской армии, а не крестьянского паренька, синими лучистыми глазами, он был не просто красавцем. После заработков на Смоленщине Василь и вовсе преобразился. Хромовые сапоги, темно-синие галифе, атласная рубаха, сшитая косовороткой, выделяли его из привычной среды крестьянских парней. Он был объектом повышенного внимания и для местных девиц. А еще Василя любили за легкий характер, за какую-то бесшабашность, за то, что даже в самых сложных жизненных обстоятельствах у него хватало сил на шутки. Вот только к земле у него не было никакой тяги. Да и Хавронья все жаловалась, что толку от него никакого в хозяйских делах нет. Все больше книжками интересуется. Сам грамоте выучился по каким-то случайным образом появившейся в их хате Малой энциклопедии Государства Российского. Сам выучился лихо играть и на гармони, которую приноровился выпрашивать после деревенских танцев у Сержука, местного признанного гармониста. Пока прибирались в хате, да с девками разбирались, Василь старательно пытался воспроизвести услышанные за вечер мелодии, но на свой особый лад, более душевно, а в некоторых местах и надрывно. А потом, как-то незаметно его стали просить подыграть то у одних, то у других, да по разным поводам, когда Сержуку было некогда. Особенно хорошо он исполнял падеспань и мазурку, чем нарушал привычный репертуар деревенских танцев, на которых все больше отплясывали польку.

А теперь и вовсе обуяла его страсть к городской жизни, после того как он частенько стал наведываться в город на заработки. Да только ли на заработки. Он с радостью принял новую власть, ее законы и жизненные принципы. Революционные лозунги и обещания перемен увлекали его все больше и больше. Во всем этом было столько романтики! Вот и теперь, уже который месяц, в село глаз не кажет, только и приходят изредка весточки то из Гомеля, то из Быхова.

Игнат по-своему переживал случившееся. Он ненавидел Василя за то, что тот появился в их жизни, опозорил их род. Он возненавидел свою дочь, свою Алену, когда-то такую любимую, за то, что поддалась легковесному увлечению, пренебрегла традициями семьи. Как гордился он ее красотой, тем, что вышла она такая ладная. А теперь все пошло прахом. Когда же проходил гнев, он пытался разобраться в причинах того, что произошло с ним, с его семьей, с Аленой. Иногда ему даже становилось по-своему жаль этого Василя. Может, потому вырос он таким, что не удалось ему ощутить в своей недолгой жизни это ни с чем не сравнимое чувство хозяина, хозяина на своей земле. Поэтому и не дано было ему полюбить землю, почувствовать ее дыхание, душу, понять всю ее многоликость.

Игнат всегда с трепетом, с каким-то ни с чем не сравнимым обожанием, относился к земле. Как любил он взять в свои ладони горсть родной земельки, ощутить теплоту, которая исходила от нее, прижать пригошню к сердцу, словно дитя, и вдыхать только ей присущие запахи. Он разговаривал с ней, когда прикасался к ее поверхности, определяя, готова ли она зачать новую жизнь и взрастить нужный людям урожай. Игнат испытывал наслаждение, когда осторожно, боясь нарушить собранный по песчинкам покров, разгребал то тут, то там землю, чтобы услышать биение ее жизни, которая дававшей жизнь житу, колосящемуся переливами тяжелых колосьев, сочным травам, крепкому люпину, всем этим запахам, которые пьянили и без которых нельзя было просто представить и свою жизнь. Вот только что же будет с Аленой?