Судьбы кружение

Она помнила себя с пяти лет. Не с трех и не с двух и не как великий писатель Лев Толстой, который помнил, как его пеленали младенцем и никто ведь не понимал, что значит быть скованным по рукам и ногам, после утробы матери, где можно было кувыркаться и брыкаться. Её воспоминания – это боязнь смерти, лежала она на жаркой деревянной печке с сестрой и братом, они с наслаждением щелкали тыквенные семечки, а она, уткнувшись в ладошки, плакала, боялась, что когда-нибудь умрет. Все спрашивали:

– Ты чего плачешь?

Но это было её страшной тайной. Почему пятилетний ребенок думал и боялся этого? Откуда этот непонятный страх? Впервые она столкнулась со смертью, когда ей было лет шесть. У её отца был друг и сосед дядя Толя. Он часто приходил к ним, особенно зимними длинными вечерами, посидеть, поболтать и покурить отцовского табака, который он сам выращивал, потом резал его на тонкие полоски, высушивая их на чердаке. Этот дядя Толя часто играл с ней в карты и, наверное, специально проигрывал, в итоге оставался в дурачках. И так ей было смешно, она хохотала так заливисто, до слез, а он лишь улыбался в свои пшеничные усы и говорил, что вот опять я тебя сейчас обыграю. Однажды, это было зимой, поехал он на лошади в соседнее село за сеном для скота, своего не хватало. А зима была морозная, снежная и ехал он через поле, как вдруг началась пурга. А зимы были вьюжные, мело неделями, сугробы наметало до самых крыш. Может он выпил, да и уснул в этом поле под снежный вихрь пурги. Замело его и едва его отыскали – замерз дядя Толя. И вот стояла она, вцепившись пальчиками в край гроба и всматривалась с каким-то необъяснимым чувством в лицо дяди Толи, страха не было, только как это неосмысленное любопытство.

Как это так? Вот это и есть смерть. И она на время забыла эти мрачные мысли. А вообще то Ганна, так звали её деревенские за схожесть с бабой, матерью отца, и в отместку её отцу, так как он считал, что мать родила её от другого и избивал её нещадно, но вот природа и гены утерли нос отцу и показали чья эта дочка. Ганна – маленькая атаманша, драчунья и забияка. Ух, как же отец ею гордился, сам был драчуном и дочка в него уродилась. Два сына, но тихие и спокойные. А их дом уже дети старались обходить стороной, особенно девочки. Она их или за косы подергает, или куклам ноги повырывает, или тумаков надает. А вот мальчики старались с ней ладить. Бывало сядут мужики вечером на лавочку, а дети бегают, играются. Ну и спорили, кто Ганку поборит, мальчики находились, но побороть её никто не мог.

Жила сними по соседству семья Павловых, была у них одна дочка, звали её Валя, года на три постарше Ганны и всё ходила с бутылкой молока и на шее соска, которой поили телят. Бутылочка на веревочке, сама такая толстая, щеки, как груши. И Ганна – маленького роста, дерзкая, налитая упругими мышцами. Как-то мамина сестра, тетя Валя, подозвала её к себе и говорит: « Дай-ка я тебя потрогаю!». Пощупала руки, ноги и сказала: «Аня, да у нее тело прямо звенит».

Ну так вот спокойно Ганна не могла смотреть на эту срамоту. Выйдет Валька с бутылочкой на улицу и сосет молоко, как бычок, а Ганна тут как тут. Дергала за веревочку и забрасывала в кусты. И тут начинался такой рев. Выбегала её бабка, была она уже старенькая и болезнь согнула её пополам, она не могла разогнуться, а догнать её и подавно. Грозила такой же скрюченной палкой и кричала что-то оскорбительное. Но больше Ганне нравилось дразнить соседскую бабулю, тоже уже очень старенькую, но для её возраста очень подвижную и шуструю. Её огород и их разделяла широкая межа, а на меже росли вишни. И баба Галя (так её звали) считала, что это её вишни (но это она так считала, Ганна этот счет не принимала). Домик у нее был старенький и одно меленькое оконце выходило как раз на огород, а второе на улицу. Так вот это оконце было её наблюдательным пунктом сторожа вишни. А у Ганны с утра созревал план, как незаметно пробраться к меже. Выходила за угол дома, а баба Галя уже в оконце, за своим наблюдательным пунктом, выдавал её беленький платочек, лица не было видно, а вот платочек завязанный под подбородок красивым узлом – выдавал. Но картошка всегда выручала, то есть ботва от картошки высокая такая была, сочная. Ганна ложилась меду грядками и ползла, как партизан, пробираясь до заветной вишни. Баба Галя успевала её заметить, когда она уже сидела на вишне, но все было рассчитано: пока выйдет из дома, пока добежит, главное вовремя соскочить. Утешались стар и мал. Но иногда у них случалось перемирие. Собирались дети и сними Ганна и шли к дому бабы Гали, а интерес был непростой за конфетку или пряник (для деревенских ребят редкое лакомство) она показывала им такой фокус-покус: подтягивала бороду к носу и на удивление всем они соединялись. И дети смотрели на это как на чудо: Как ты это делаешь – кричали они.