Судьбы кружение

А её старенькое, сухенькое личико сжималось, сморщивалось и уже не понятно было, что это было лицо или уродливая маска. Дети пытались повторить, тянули кончик бороды к носу, но ничего не получалось. Ещё тогда из них ведь никто не понимал, что у бабы Гали во рту не было ни одного зуба. Был у нее сын, жил он далеко, где-то на Сахалине, и решил она забрать мать к себе. Соседи отговаривали её, ну куда ты баба Галя поедешь помирать на чужбину, не послушала никого баба и уехала. Прожила она там два месяца и померла. Сильно уж скучала по родным местам. И Ганну наверно вспоминала эту неугомонную, досаждавшую её внимание соседскую девчонку.

А Ганна только поглядывала на опустевшую и заросшую бурьяном хатку и уже не виделся в оконце белый платочек и почему-то уже не хотелось вишен на сиротливой меже.

А в то лето отец подрядился пасти колхозное стадо овец. Сам начал строить новый дом, а они с сестрой Тамарой каждый день в 6 утра вставали с большим трудом, очень хотелось спать и отправлялись на пастбище за семь километров. Такие вот невзрослые пастушки. Хорошо, если были теплые и солнечные дни, а если дождь, спрятаться было негде, грозы были страшные, молнии стелились по земле, они с сестрой садились под дерево и была с ними еще собака овчарка, по кличке Туман, такой умный, прижмется к ним боком и старается согреть. Батя потом его застрелит, по пьяни. Шли они с сестрой за ним плакали, просили отпустить Тумана, но их слезы не трогали его. А Туман понимал всё: куда и зачем его ведут. Что же такого нужно сделать этой собаке, чтобы лишить его жизни. Ганна всегда будет помнить обреченные глаза Тумана и этот смертельный выстрел. Она никогда не простит отца за этот подлый поступок. Обида была глубоко внутри и осталась на всю жизнь. Вот так с сестрой проводили они лето. Но верховодить Ганна не переставала, ей нужны были приключения и она их находила. Водила своих хлопцев на Курган, на раскопки, на колхозный рынок (совсем не близко, километров десять пешком), искали монетки, после воскресных базаров, иногда находили и бежали покупать мороженое и газировку в стаканчиках. Лучше её никто не лазил по деревьям. Однажды к матери прибежала женщина с испуганным лицом, Аня иди скорее там твоя дочка по верхушкам деревьев прыгает, на что мать спокойно ответила:

– Да, она всегда так делает, не убьется.

Никогда мать не слышала от нее про ушибы и царапины и про рваный бок, когда сорвалась с дерева и поранилась. Одна ветка оказалась сухой и с треском обломилась, но Ганна сумела зацепиться совсем у края и не грохнуться об землю. Вся пораненная, с рваным боком, но не одной слезинки. Видела она как пацаны с восхищением смотрели на нее. Ну, на то она и атаман.

А пока еще один летний день заканчивался и уходил за горизонт вместе с огромным красным шаром вечернего заката. И будет ночь, и приснится этой девочке красивый сон: лазурный берег моря, которого она никогда не видела, кроме как на картинках в книге. И после на берегу будет с ней её преданный друг Туман, они будут носиться и дурачиться по прибрежным ласковым волнам. И Туман будет смотреть на нее умными глазами с пониманием и с надеждой, что все будет хорошо.

Июнь 2020

Поселок моего детства

Сегодня очередная летняя суббота. К вечеру поселок уже готовился к бане. Кто-то из соседей помогал таскать воду с колодца, сами хозяева подтапливали душистые березовые дрова и по поселку разгуливался банный неповторимый запах. Бани было четыре. Две было на одном краю поселка и две на другом. Поселок был разделен между собой высокими соснами. Стояли они поодиночке, стройные и независимые. И никто не смел и даже не думал, что можно спилить хотя бы одну из них на хозяйские нужды. И только весной, после холодной и снежной зимы, на первые весенние праздники, Пасху или Радуницу, а когда и на майские, подвязывали мужики длинную толстую веревку между двумя соснами, клали дощечку с прорезями по бокам и вот качели были готовы. Желающих покачаться было нем много, но я всегда была в первых рядах. Садилась на не очень то закрепленную дощечку, цеплялась за толстые веревки пальчиками так, что они белели, а здоровенные мужики начинали меня раскачивать, такой же веревкой.