Судьбы водят хоровод

Любаня рассматривала комнату-раковину и невольно сравнивала со своими хоромами. Мыслимо ли вернуться после такого в их деревенский дом, где растет алоэ и кошка иногда выгребает из цветочного горшка землю? Где мальчишки смотрят телевизор, не помещаясь на диване и рассаживаясь на полу? Комната-раковина захлопнула свои створки. Из нее нет обратного хода.

Любаня стояла, смотрела, слушала какие-то пояснения Илоны – «эту маску Вероника в Венеции из рук не выпускала…» – но это была только внешняя картинка. Самое главное происходило внутри. Любаня прощалась с надеждой на возвращение дочери.

В коридоре хлопнула дверь, и хромоногая собачка проковыляла в комнату.

– Погуляли? – обрадовалась Илона возможности разрядить обстановку. – Дорогая, покажи свои рисунки, пока я кофе сварю.

Илона ушла, почти убежала.

Вероничка, стесняясь Любани, полезла в шкаф за рисунками.

– Доченька, ты мне главное скажи, тебе хорошо тут? – остановила ее мать, норовя приобнять девочку.

– Да, мама Люба, – тихо ответила дочь, выскальзывая из объятий.

– Как? Как ты меня называешь? Кто я тебе?

– Биологическая мать, – опустив глаза, прошептала девочка.

В коридоре раздался шум, и Вероничка закричала:

– Папа пришел! – Она обрадовалась так, словно он сейчас освободит ее от неприятных объятий, от неудобных вопросов, от этой женщины, которая совсем чужая, хоть и мать.

Любаня уехала в тот же день.

Попутчики в поезде старались не шуметь, обходя женщину, которая все время стояла у окна, не замечая, как слезы катятся по лицу неровными дорожками, дрожат на чуть отвисших щеках и срываются вниз.

«Похоронила кого?» – шептались пассажиры. Они и не догадывались, как близки к истине.

Как же так?

Время берет свое, точнее забирает. Неумолимо и не допуская пререканий, жизнь, как истеричный любовник, забирает назад все свои прежние подарки.

Илоне природа щедрыми пригоршнями отмерила красоты и гордой осанки. Вот на них-то и покусилась старость. Когда стареет дурнушка, то это смахивает на скучное бытописание, а вот старость красавицы – это всегда трагедия. Находятся толпы желающих поцокать языком: «А ведь какой красавицей была!» Сострадание с отчетливым привкусом реванша. Дескать, старость всех уравняла: и красавицу, и чудовище.

Илона привыкла, что окружающие реагировали на ее появление легким замешательством, мужчины путали падежи, а женщины говорили с натянутой улыбкой, стараясь скрыть зависть и раздражение. И даже находящийся поблизости муж, Родион, не особо успокаивал настороженных женщин. Как же нравилось Илоне это разлитое в воздухе напряжение, непременно сопровождающее ее явление народу! Она буквально кожей ощущала, как в нее, словно мелкие иголочки, впиваются завистливые женские взгляды и как лижут ее языки огня, который бушует в сердцах мужчин, изображающих сдержанность и равнодушие.

Правда, иногда этот огонь прорывался, и какой-нибудь очередной воздыхатель падал к ее ногам. Это был миг особого наслаждения и оглушительного торжества. Оставалось сделать последний шаг, отделяющий от блаженства. И Илона неизменно делала этот шаг: своими высокими, стройными и холеными ногами она грациозно переступала через валяющегося мужчину. Ей никто не был нужен, кроме самой себя.

Все ее романы неизменно проходили по одному и тому же сценарию и заканчивались одинаково: стрела из ее обворожительных глаз, поверженный мужчина у ног и переступание через него. Она оставалась верна своему мужу, умея получать наслаждение от романов, не доводя их до постели.

Единственно, что омрачало ее, в общем-то, счастливое существование, это отсутствие детей. Нет, не в том смысле, что душа скорбела по этому поводу. Просто люди построили такое странное общество, что дети в нем считаются непременным атрибутом счастливой жизни. Илона иногда размышляла, откуда взялась такая нелепая догма, но ничего оригинального не придумала. Остановилась на том, что дети прикрывают очевидную бессмысленность жизни теток, которых она относила к разряду «наседок». Но «наседки» формировали общественное мнение, с этим приходилось считаться.

После сорока лет Илона задумалась о том, что эту проблему надо как-то решить. Нельзя давать в руки, точнее, в лапки этим «наседкам» такой козырь. Пришлось походить по врачам, раздать кучу денег, позволить разобрать себя и мужа на молекулы, и все это только затем, чтобы услышать неутешительный вердикт: своих детей у них не будет. А чужие дети ей неприятны, в них есть что-то отталкивающее. На этой печальной, но однозначной ноте вопрос был закрыт.

Но бывает так, что человек вполне осознанно закрывает дверь, а жизнь вставляет в щель свой грубый башмак или изящную туфлю-лодочку, смотря какая у кого жизнь. И все, не закрыть, как ни старайся.

Так вышло и с Илоной.