Родители, окаменев от ужаса, смотрели ей вслед. Мать зарыдала.
Судья Ди постучал по столу костяшками пальцев.
— Завтра в суде я выслушаю полное признание вашей дочери, госпожа Бао. Что до тебя, До, я назначу доскональное расследование всех твоих дел и не сомневаюсь, что тебе предстоит долгое заключение. Мне не нравятся такие люди, как ты, Ло. Ху Тама, ты будешь приговорен к одному году принудительных работ в саперных войсках Северной армии. Там ты сможешь доказать, что достоин уважения; не исключено, что со временем тебя примут на военную службу. — Повернувшись к начальнику стражи, он добавил: — Отправь в темницу обоих узников!
Некоторое время судья молча смотрел на актера и его жену. Она уже не плакала, а сидела опустив глаза, в оцепенении. Бао с беспокойством поглядывал на нее; выразительное лицо актера непроизвольно кривилось от переполнявших его чувств. Судья Ди мягко обратился к ним:
— Ваша дочь не смогла совладать с тяготами, кои пришлись на ее долю, и это изуродовало ее душу. Я вынужден требовать для нее смертного приговора. Это значит, что в один день вы лишились и сына, и дочери. Но время залечит эту ужасную рану. Вы оба еще в расцвете сил, вы любите друг друга и свое ремесло, и эта двойная привязанность станет вам надежной опорой. Хотя сейчас все вам кажется безнадежно мрачным, помните, что даже за самыми темными ночными тучами светит луна.
Они встали, низко поклонились и покинули зал.
Царственные гробы
Как только судья Ди вошел в зал верхнего этажа таверны, он понял, что званый обед окажется невеселым. Прекрасную старинную мебель освещали два больших серебряных канделябра, но отапливала зал одна-единственная жаровня, где еле теплились два-три уголька. Тяжелые занавеси расшитого шелка не спасали от холодного сквозняка, напоминавшего о бескрайних равнинах, что тянулись на тысячи и тысячи ли к западу от границы Китайской империи.
За круглым столом сидел всего один человек, худощавый пожилой наместник захолустного приграничного округа Ташику. Две девушки, стоявшие за его креслом, безразлично посмотрели на высокого бородатого гостя.
Наместник Квэн встал и поспешил навстречу судье Ди.
— Я приношу свои глубочайшие извинения за столь убогую обстановку! — произнес он с виноватой улыбкой. — Я пригласил также двух старших командиров и двух глав гильдий, но командиров внезапно вызвали в ставку главнокомандующего, а мастеров гильдий потребовал к себе верховный интендант. Так неудачно получилось… — И он беспомощно воздел руки.
— Главное для меня — польза, которую я вынесу из поучительной беседы с вами, — вежливо отозвался судья Ди.
Хозяин провел гостя к столу и представил молоденькую девушку слева как Чайную Розу, а другую — Жасмин. Обе были одеты ярко и безвкусно и носили дешевые побрякушки — то были обычные шлюхи, а вовсе не утонченные куртизанки, которых можно было бы ожидать на званом обеде. Но судья Ди знал, что все куртизанки Ташику находились сейчас в ожидании вызова из штаба высших командиров ставки главнокомандующего. Когда Жасмин наполнила винный кубок судьи Ди, наместник Квэн поднял собственный и провозгласил:
— Я приветствую вас, Ди, моего уважаемого коллегу из соседнего округа и почетнейшего гостя. Давайте выпьем за победу доблестной армии нашего императора!
— За победу! — отозвался судья Ди и единым глотком осушил кубок.
С улицы донеслось грохотанье обитых железом тележных колес по мерзлой земле.
— Должно быть, наши войска наконец-то перешли в контрнаступление, — удовлетворенно проговорил судья.
Квэн прислушался и горестно покачал головой.
— Нет, едут слишком медленно. Они возвращаются с поля брани.
Судья Ди встал, отдернул занавесь и открыл окно, храбро подставив лицо пронизывающему ветру. В призрачном лунном свете он увидел внизу длинную вереницу телег, влекомых истощенными клячами. Повозки были забиты ранеными солдатами и закрытыми рогожей трупами. Судья торопливо закрыл окно.
— Приступим к трапезе! — проговорил Квэн, показывая палочками для еды на серебряные блюда, которыми был уставлен стол.
В каждом было лишь понемногу соленых овощей, считаные кусочки солонины да вареные бобы.
— Трапеза кули на серебре — вот до чего мы дожили, — с горечью сказал Квэн. — До войны в моем округе царило изобилие. Теперь же есть почти нечего. Если в ближайшее время не произойдет перемен, здесь наступит голод.