Судный год

– От жены Арона. Она была в Бостоне и зашла ко мне на работу. Кроме того, она рассказала, что Истица хотела вызвать ее мужа в суд в качестве свидетеля. Но тот не согласился. Я не смог сообщить. Вас не было в городе. Свой телефон вы не оставили.

– Вчера получил копию всех документов, имеющих отношение к процессу. – Он бегло перелистывает толстую стопку отпечатанных листков у себя в руках. – Никаких новых показаний Истицы тут нет. Наверное, Лоуэлл пока решил не приобщать к делу. Вам нечего волноваться. – Короткие пальцы что-то выстукивают в колене. – Ex nihilo nihil fit, – снова объясняет он пролегомены к теории права не знающему латыни Ответчику. – Из ничего получается ничто.

Непонятно ведет себя мой Защитник… Хотя сам он, разумеется, ни в чем не виноват, но странная у него манера. Всегда держит в неведении и ничего не предлагает. Только вводит в настроение. Обычно очень неприятное. И все время кажется, что тут он не весь… что немного посмеивается над своими словами, над своим клиентом, над судьями…

– Очень уж глубоко копает Лоуэлл. Ничего подобного раньше за ним не замечал. – Глаза его останавливаются на глазах Ответчика. Он прищуривается, словно демонстрируя свою прозорливость. – Может, что-нибудь личное? Вы знакомы с ним или с его женой? – От глубокого низкого голоса Защитника моя головная боль почему-то еще больше усиливается.

– Нет, с ним я незнаком.

– Вы уверены?

– Конечно, уверен! – Нашу единственную встречу с Ричардом в полутемном гостиничном коридоре знакомством назвать трудно. – И уверен, что ничего нового ни у Истицы, ни у Арона накопать на меня он не смог.

Задумчивый взгляд изучает меня. Иглы ежика у него на голове немного пошевеливаются. В первый раз за все четыре слушания в лице мелькает тревога. Но быстро исчезает. Вместо нее появляется нечто неуловимо торжественное.

– Ну что ж, мы скоро увидим… Я уверен, все в порядке, лопата уже наткнулась на камень. Иеп. Будет несколько искр, и все кончится. У обвинения нет свидетелей. А про вашего Эрона и так давно знаю, – бормочет в прижатый ко рту кулак Защитник, будто отсылает кому-то секретное донесение и в кулаке у него маленький передатчик. – Про его прошлое в России, в Израиле, здесь… – Брови поднимаются еще выше. И совсем неожиданно он подмигивает. – У вас такой вид, точно еще хотите спросить. – Похоже, его прозрачные уши умеют слышать и то, что еще не было произнесено. – Хорошо, сам отвечу. Дело в том, что я раньше в ЭфБиАй работал. Остались кой-какие связи. – Он неожиданно улыбается. Улыбается так широко, что глаза превращаются в узкие смеющиеся щелки.

Спринтер, уже не стесняясь, прислушивается к нашему разговору.

Так вот откуда это небрежное высокомерие моего лепоречивого Защитника! Вот почему он так умело дозировал свою информацию! Профессиональная привычка… ко мне отношения не имеет… Должно быть, благодаря Лиз с самого начала я был в надежных руках… Контора веников не вяжет… Еще одна грань рубика со щелчком встала на свое место. Как же я не сообразил такой простой вещи? Не смог сложить два и два в своей отупевшей голове! Уж этого от себя совсем не ожидал! Наверное, сразу после первого нашего разговора повелся на его предупреждение, что закон к логике прямого отношения не имеет. Даже не пытался понять. Так было удобнее. И плыл себе по течению… Интересно, знала ли Лиз про его прошлое?

Защитник, похоже удовлетворившись произведенным эффектом, с важным видом шепчет последние метеорологические новости. Еще пару минут сложная симфония надвигающейся с юга на Бостон теплой погоды набирает силу. Затем и она постепенно стихает.

Он замолкает и отворачивается. Безмятежно утыкается в журнал для рыболовов. Так мог бы выглядеть человек, сидящий в полном одиночестве на берегу реки и неторопливо потягивающий напрягшуюся леску.

Кроме нас со Спринтером и Защитника, публики в зале нет. Тускло блестящие скамьи без расположенных на них человеческих фигур кажутся изогнутыми и слишком длинными. Все это делает слушание еще более неправдоподобным. Пока мой суд да дело тянется, декорации не меняются, но судьи всегда новые. Или это один и тот же многоликий судия? Каждый раз в новом теле? Реинкарнация Универсального Правосудия? По ночам все судьи превращаются назад в одного Судью, все прокуроры в одного Прокурора, все адвокаты в одного Защитника? Превращаются в свои прототипы? И только для нас, подсудимых, днем они становятся разными, начинают отличаться друг от друга?

Грегори – Олег, Олег – Грегори, Грегори – Олег. Помпрок Ричард Лоуэлл – человек, всю свою жизнь обвиняющий других людей; интересно, себя он когда-нибудь обвинял? – переводит холодный подрагивающий взгляд с Грегори на Олега, потом опять с Олега на Грегори. За судейским барьером он видится еще выше, монументальнее, чем в коридоре гостиницы.