Судный год

Мы танцуем в полутьме, на расстоянии друг от друга. На белое дамское танго это совсем непохоже. Каждый сам по себе. Наш первый и последний танец. Даже этой обманчивой близости у нас не осталось. Ничего уже не откликается на скользящее рядом незнакомое тело. И это почему-то пугает. (Сейчас Лиз гораздо дальше, чем когда звонила из Вашингтона. Она все еще держит длинную паузу ничего не значащей болтовней перед неизбежным разговором и наблюдает за мной. Совсем как мой ведущий перед началом допроса. Чтобы дозрел.) Пустые фразы качаются из стороны в сторону. Колышутся в воздухе, словно тонкая кисейная занавеска, сквозь которую доносится ее дыхание, угадывается ее лицо.

Я безуспешно пытаюсь спрятать взгляд, неуклюже топчусь на одном месте, то и дело спотыкаясь о собственную тень – из-за вращающегося под потолком зеркального шара она все время путается под ногами, а у меня и так обе ноги были левые всегда, – не прислушиваясь ни к словам, ни к ритму музыки. Лиз это явно раздражает. Она делает губами маленькие задумчивые движения, словно покусывает изнутри щеку. Пробует внести хоть немного слаженности в наши движения и начинает вести сама. Неприятно, но стараюсь не подавать вида. С того самого первого дня, как мы встретились, на самом деле вела она. А я даже не замечал. Не хотел замечать… нужно быть смелым, чтобы увидеть сокрытое…

Как бы предчувствуя, что сейчас произойдет, никто не присоединяется к нам на танцплощадке. Мы совсем одни. И я совсем один.

– Хорошо, – говорит она, хотя я еще ничего не произнес. – Ты хочешь что-то сказать?

– Лиз, помнишь эту историю про синюю птицу и цифры? – Она настораживается, но продолжает упорно молчать. Выждав короткую паузу, я продолжаю: – Мне пришло в голову, что они означают номер телефона в Нью-Йорке.

– И почему же ты раньше не поделился со мной такой замечательной догадкой?

– Хотел сначала сам разобраться. Ну и позвонил по этому номеру…

– Ты ведь говорил, что потерял его.

– Потом нашел… Нет, ты послушай! – Почему она так подозрительна? Словно ищет повод… – Короче говоря, подошла старая женщина и после долгих вздохов рассказала, что это муж ее, который недавно умер, послал весточку оттуда. И синяя птица просто пароль, который должен означать, что послание от него! Представляешь?! После разговора с ней несколько дней ходил сам не свой.

– Неужели ты всерьез веришь в эту чепуху с вызыванием духов?

Странно, что эта история не произвела на нее никакого впечатления. Мне она не дает покоя уже полгода. И теперь, когда процесс наконец закончился, чего бы это ни стоило, обязательно все выясню.

– Никак не могу придумать хоть какое-нибудь разумное объяснение. Несколько раз даже казалось, что видел эту птицу, что она охраняет нас… Но, может, и обманывался, конечно…

Резко мотнув шеей, она рассыпает по плечам высветленные волосы. Останавливается на минуту и рассматривает свои длинные, обросшие бриллиантами пальцы с красными чешуйками ногтей, будто они очень ей досаждают. Зрачки сужаются, делаются величиной с булавочную головку.

– Ответчик, почему людям так хочется тебя обманывать? – Это был хороший вопрос, и не было на него хорошего ответа. – Тебе стоит об этом подумать.

– О чем еще мне стоит подумать?

– Обо мне… – быстрый промельк кончика языка между губ. Полуоткрытый рот кажется совсем черным. Я жду, чтобы молчание стало слишком тягостным и она наконец начала сама. И все же неизбежный вопрос застает врасплох. – Ну и как тебе нравится новая я?

Заставляю себя отсчитать, пока сердце не бухнуло три раза. И лишь потом, весь до краев уже наполненный его биением, пытаюсь ответить.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что хочу знать.

– Трудно привыкнуть… – Голос звучит где-то рядом, отдельно от меня самого. Обсуждать ее внешность совсем не хочется. Но все-таки удержаться не удается. – Могла бы и спросить, перед тем… – неуклюжие слова с трудом выходят наружу, отбрасывая темные полощущиеся тени внутрь. Тени, которые я предпочитаю не замечать… Но ведь я говорю правду… Конечно, если бы нужно было выбирать между правдой и Лиз, я бы не задумываясь выбрал Лиз. Но сейчас вместо нее…

– Оу?! В самом деле? А я считала, что некоторые решения могу принимать сама. Но ты, скорее всего, так не считаешь… Почему ты не смотришь на меня? – Поворачиваюсь к ней и вдруг замечаю, что у меня начинает пропадать боковое зрение. Следуя каким-то неизвестным мне законам контраста, пустота вокруг ее лица сужается, темнеет, становится все более плотной, будто вижу Лиз сквозь узкую трубу, отделяющую нас от Спринтера, от публики в ресторане, от оркестрика. Налившийся острой синей сталью взгляд из косматых глазных впадин на противоположном конце трубы больно впивается в зрачки. Огромная, в человеческий рост стальная пчела, готовая в любой момент выпустить свое жало. Стоит только прикоснуться и… – Я так ждала этого дня… а ты…