Судороги Земли

Короткий миг атаки он всё-таки проморгал. Слева направо скользнул веер игл, три из которых застряли в бедре. Чувствуя рвущую тело боль, Зодчий успел послать в сторону мутного контура две стрелы — одна за другой. Боль стала затапливать сознание, но Зодчий крепился — он должен услышать звук, иначе о н а вернётся и тогда…

— У-й-д-и-и-и-и…

Каждый раз, когда слух одаривал Зодчего невообразимо-жалостливым стоном, душа переворачивалась, и он начинал плакать как ребёнок, потерявший любимого ванька-встаньку. Слёзы текли из глаз и мешали видеть то, чем в эту минуту занимались дрожащие от возбуждения пальцы. А пальцы дело знали: из широкого кожаного пояса уже извлечена аптечка, и три стеклянные капсулы с ярко-красными навершиями лежат в потной ладони.

Пульсирующее сознание деревенеющими губами продолжает отсчёт вытекающей из тела жизни:

— Девятнадцать… восемнадцать…

Одна ампула разбита и её содержимое — двуединое существо (и животное и растение) церрис — помещено в первую рану.

— Тринадцать… двенадцать…

Вторая ампула выпускает церриса вглубь кровоточащей раны.

— Семь… шесть…

Третья ампула уже раздавлена, но зрение изменяет — свет меркнет. Зодчий ощупью находит третью зияющую рану и отправляет содержимое ампулы в неё.

— Два… один… ноль…

Вслед за чертой-зеро приходит холодная, как вечный лёд мысль: «Успел или не успел?..»

…Успел или не успел?..

…успел…

…спел…

* * *

— Спел бы ты что-нибудь, — просит Агути. — А то лежишь как бревно, и глаза в потолок пялишь!

Зодчий трясущимися пальцами ощупывает левое бедро.

Агути внимательно следит за его неуверенными движениями и спрашивает:

— Почему у тебя руки трясутся?

Зодчий, не моргая, смотрит на Агути. Конвульсивно сглотнув, интересуется:

— Здесь вараны поблизости не водятся?..

Агути с ответом не торопится, он чешет затылок и задумчиво произносит:

— Насчёт варанов не знаю, но с этой машиной, определённо что-то не так… А ну-ка, вылезай!

— Зачем? — Зодчий немного заторможен, и не успевает реагировать на стремительно меняющуюся обстановку.

— Позвоним в лабораторию, пусть алийцы сами со своей заумной техникой разбираются!

— Подожди… — поднимает руку Зодчий.

— Ты чего?

— Давай ещё разок попробуем? Последний…

Агути с сомнением качает головой.

— Смотри! Можешь совсем без воспоминаний остаться!

«В моей ситуации это было бы самое лучшее…»

Мысль гаснет, словно выключенная экономным хозяином электрическая лампочка.

* * *

— Наивный юноша, меня трогает ваша горячность, но мне искренне жаль вас. Ваши мысли ведут в никуда.

— Нет! — крикнул Зодчий. — Это ваши мысли ведут всех нас к пропасти! Слышите!

— Боже! К чему такая экспрессия! — поморщился незнакомец. — Мы с вами беседуем, и в процессе дружеской, заметьте — дружеской! — беседы пытаемся докопаться до истины. Разве не так?

Голос незнакомца бархатисто-ласковыми интонациями обволакивал Зодчего, нейтрализуя его горячность. Зодчий быстро успокоился.

— Извините, я погорячился… — хмуро признался он. — Излишняя импульсивность, конечно, не добродетель, но я не могу сдержаться, видя, как все свои дурные поступки человек пытается свалить на кого угодно, лишь бы не нести ответственности.

— Вы обо мне?

— Нет. Я имел в виду всех людей. И себя в том числе.

— И в чём же вы обвиняете всё человечество, — после короткой паузы мужчина с сарказмом добавил: — и себя в том числе?

— В том, что люди переполнили чашу терпения природы!

— Даже так?

— Именно! Согласитесь, в сосуд невозможно налить жидкости больше, чем позволяет его объём. Любя капля сверх этого объёма обязательно прольётся. И куда она упадёт?

— Не знаю, — развёл руками незнакомец, — мне ваша метафора не совсем понятна.

— Всё, что переполняет чашу терпения, бумерангом возвращается к тому, кто уронил в чашу последнюю каплю.