Судороги Земли

— И кто это сказал? Сократ? Платон? Или Вася Пупкин?

— Знаете, ваша язвительность в данном случае неуместна. — Холодно ответил Зодчий. — К сожалению, никто подобных слов не говорил, потому что исключительное право заявлять об этом, принадлежит природе…

* * *

Странные ощущения испытал Зодчий, неожиданно открыв глаза. Ноющая боль в ногах (наверное, потянул связки, пока бегал от одного трока к другому?) не могла быть причиной внезапного пробуждения. Подобное недомогание ничто по сравнению со странным чувством тоскливой обречённости, проникшим в его сознание в тот миг, когда он открыл глаза. Тоска — невыносимая, словно вопль «зывуна» и холодная, будто ледяная могила — напомнила об утрате чего-то очень-очень близкого и дорогого. Томительное чувство пришло и осталось. Зодчий понял: теперь не уснуть…

Лёжа в сумраке льющейся из окна белёсой мути, он смотрел прямо перед собой, мысленно «отматывая» время назад. Он увидел, как в комнату, где он спал, вошла Наита. Девушка долго с любовью смотрела на него, потом её взгляд упал на правую руку, девушка поднесла свечу, и лицо её исказилось болью, она вскочила и бросилась вон из комнаты, забыв закрыть дверь…

Зодчий рывком сел на кровати. Долго не решался опустить взгляд, чтобы посмотреть на свою руку. А когда смог себя пересилить, ему стало страшно…

35

Возвращаясь на заставу, Зодчий был молчалив и даже угрюм. Время от времени Енор пытался завести разговор, но каждый раз натыкался на молчаливую неприступную холодность заставника. В конце концов, юноша отказался от своих попыток, лишь иногда с тревогой посматривая на выходца.

Зодчий всё это видел, но нарушать добровольно наложенный на себя «обет молчания» не хотел. За последние часы он успел настолько запутаться и в себе и в окружающей реальности, что боялся любого действия своего тела и даже любого случайного слова, сорвавшегося с искусанных от волнения губ…

Сегодня утром, из-за многочисленных наслоений ночных «воспоминаний», он оказался в неприятной ситуации. Случилось это, когда он и Легонт стояли возле широкого крыльца. Непринуждённо поддерживая беседу, Зодчий натренированным слухом уловил характерное, едва слышное пение крыльев цеза-стервятника — самого свирепого летающего хищника в одном из ночных видений. Зодчий сработал на уровне рефлексов. Ни мысль, ни его воля не участвовали в процессе мгновенного извлечения у ближайшего поселенца тяжёлого арбалета и наложении «фархадовской» стрелы.

…Он осознал себя в тот момент, когда напуганные его поведением поселенцы расступились, оставив в центре пустого круга его одинокую фигуру. Именно в этот миг в голове Зодчего прозвучало рвуще-терзающее слово — изгой… Выдавив на лицо вымученную улыбку, которая больше походила на оскал умирающего зверя, Зодчий вернул арбалет остолбеневшему поселенцу, пожал плечами и поспешил к повозке Енора, к счастью, не заметившего его странной выходки.

Зодчий усилием воли заставил себя не думать о сегодняшней ночи, её неожиданных и неприятных последствиях. Выходец понимал, что отправившись в нелёгкое плавание на утлом челне психоанализа, он может не выдержать очередного шквала информационных наслоений, и тогда непременно произойдёт срыв.

В собственном рассудке он не сомневался. Что с ним случится за непробиваемой бронёй знаний учёного-материалиста? Боялся за веру… Несколько месяцев назад он уже испытал её на прочность и опасался, что повторного экзамена она не выдержит. А без веры в Зоконе делать нечего. Без веры ты здесь — никто…

Оглядевшись по сторонам, Зодчий с наслаждением втянул лесной воздух. Неожиданно пришла мысль: они живут в таком чудесном, благодатном месте, каждый день видят перед собой красоту, от совершенства которой захватывает дух, и сердце стремится вырваться из груди, чтобы продолжить счастливую жизнь на воле, но при этом все они остаются совершенно глухи к любым её проявлениям… Новый день приносит новые тревоги, волнения, заботы, и мир, который, по сути, должен составлять основу бытия любого живого существа (разумного или нет — второстепенно), остаётся где-то там, в стороне. И уходит человек от самого себя, потому что природа — это не просто слово из семи букв, это то, чем живёт человек, это то, что наполняет его, это то, что делает его человеком. Можно, конечно, плюнуть на подобные рассуждения, но кто хоть раз из чувства внутреннего противоречия смачно плевал против ветра, может представить себе последствия такого «героического» поступка…

* * *

— Тебя в поселение хоть не отпускай… — недовольно пробурчал Агути, встретив Зодчего у порога дома.

— Почему? — хмуро поинтересовался он.

— Ты оттуда всегда потерянным возвращаешься… Тебя там что, на дыбу сажают или пеньковые верёвки из тебя вьют?

— Пока, нет…

— А откуда такой вид?

— Это у меня переходный возраст, — развёл руками Зодчий.

— И куда переходишь?