Судороги Земли

— В первый же год, когда наши предки оказались в этом мире, в поселении появилась Эркатога. Никто не знал, откуда она взялась: все думали, что старуха жила в этом месте уже тогда, когда пришли мы. Старуха была странной — она никогда ни с кем, ни о чём не говорила. Все решили — она немая. Ей много раз предлагали и кров, и пищу, но Эркатога каждый раз отказывалась. Она приходила, когда хотела, а потом, так же незаметно и таинственно покидала селение. Никто не знал, где живёт старуха. Да и знать не хотели — боялись её все, потому что взгляда Эркатоги выдержать не мог никто, даже первый глава рода. А потом она надолго пропала. Может год, может больше о ней не было ни слуху, ни духу. Все решили — преставилась. Но старуха появилась в поселении снова. Седая, молчаливая, страшная она прошла прямо к главе рода и говорила с ним в течение нескольких часов. Потом ушла. Теперь уже — навсегда. Глава рода с того времени сильно изменился — стал чахнуть на глазах и буквально за полгода истаял, как восковая свеча. Умирая, он передал своему старшему сыну пророчество, поведанное ему старухой Эркатогой перед тем, как она навсегда ушла в лесную чащу. С тех пор пророчество передаётся от главы рода к старшему сыну. А суть пророчества такова: когда придёт в этот мир царь-трава по прозвищу Петров крест и ночью, тайно оплетёт Дорогу Разрушения, останется у обитателей времени не больше, чем остаётся времени у путника, идущего на зов предков…

Теперь Зодчий понял, почему Легонт попросил всех заставников выйти на улицу, оставив в комнате только стариков и самого Зодчего.

— Что означает фраза: «…останется у обитателей времени не больше, чем остаётся времени у путника, идущего на зов предков…»? — спросил выходец.

— Это срок, который Зокон отпустил для всех нас…

— И каков он — этот срок?

— Я не знаю… — вздохнул Легонт.

Повисла тишина, которую отважился нарушить только древний старец.

Он с печалью в голосе произнёс:

— Думаю, это время, понадобившееся Эркатоге, чтобы обрести успокоение…

— И в чём оно измеряется? — повернулся Зодчий к старику. — В годах, в месяцах, в сутках?..

Старик горестно покачал головой.

— Это только мы, люди, пытаемся измерить время. ТАМ это не нужно… Обо всём скажет душа. Если она готова — избавление наступит быстро, если нет — нам дадут возможность подумать. А сколько дадут — неведомо никому…

39

Зодчий ничего не сказал ни выходцам, ни поселенцам, однако к вечеру все на заставе уже знали о пророчестве. Известие произвело разное впечатление. Поселенцы выглядели откровенно подавленными, чего нельзя было сказать о выходцах. Для них жизнь на заставе воспринималась как долгая служебная командировка, к которой ты настолько привык, что свыкся и даже смирился с ней, но которая когда-нибудь обязательно закончится, и тогда ты вернёшься если не домой, то под одну из берёзок, в изобилии росших на небольшом погосте…

Внешне всё выглядело как обычно: тренировки, работа, совместная трапеза, дежурства, непринуждённые разговоры по вечерам, однако в воздухе физически ощущалось напряжение, становившееся с каждой минутой всё явственнее. Все чего-то ждали. Не важно — плохого или хорошего, но всем хотелось развязки…

На следующее утро их разбудил вой сирены. Заставники, давно готовые к чему-либо подобному, собрались быстро. Они выбежали из дома и стремительно понеслись к трокам, удивлённые тем, что никто из них не почувствовал начала Перехода.

Но Перехода и не было…

Царь-трава больше не главенствовала в первобытном хаосе Зокона. Сейчас там происходило что-то ещё более поразительное. В абсолютной тишине по всей ширине зоны конфликта в сторону заставы, шевелясь и извиваясь, ползла сплошная зелёная масса…

Заставники заняли места, продолжая с тревогой следить за приближением малахитовой волны. Это было что-то новое, и никто не знал, как с ним бороться.

Зодчий напряжённо думал, вспоминая всё, что когда-либо слышал о растениях, попадавших в Зокон. Между тем, вал, переливающийся всеми оттенками зелёного, замер словно мяч, свободно катившийся по полю и неожиданно наткнувшийся на преграду.

Минуты текли, а впереди ничего не менялось.

Только через полчаса стало заметно: сплошной изумрудный ковёр кое-где начал рваться и вспучиваться. Заставники по-прежнему не покидали своих троков, ожидая завершения растительной феерии. Ещё через полчаса пришли к выводу, что сидеть под защитой троков смысла нет. Там, впереди, действительно, что-то происходило, но настолько медленно, что изменения становились заметны лишь после десятков минут напряжённого наблюдения.

Зодчий и Рабус оставили в каждом троке по два заставника, а с остальными отправились заниматься обычным делом — изготовлением новых стрел на собранном Фархадом станке.