Суды над колдовством

Таким образом, суд убедился, что старшая ведьма виновней прочих, и нотариус Антон Вернеккиус громко зачитал приговор. К столу подошёл палач попросить охраны на тот случай, если у него не получится одинаково искусно обезглавить Сюзанну и Ильзу. (Когда удар меча не сносил голову сразу, толпа могла закидать неудачника камнями.) Затем для порядка спросили, есть ли у кого жалобы, и поскольку таковых не оказалось, судейский чиновник преломил свой жезл. По обычаю стол и стулья были перевёрнуты. Торжественная процессия вышла к месту казни. Путь пролегал через город, мимо башни. Впереди шли мужчины, за ними палач вёл на верёвке «бедных грешниц». Каждую осуждённую провожали по два священника. Замыкала конвой многочисленная вооружённая стража. Всю дорогу не смолкали молитвы, проповеди и пение псалмов. Наконец процессия остановилась, не доходя до Зехаузенскнх ворот. Тут Сюзанну провели по кругу под пение гимна «Gott der Vater Wohn uns bei», и когда палач отрубил ей голову, перешли на гимн «Nan bitten viz den heiligen Geist». Те же церемонии соблюли, когда обезглавили Ильзу. Вначале «Да пребудет с нами Отец Небесный», потом «Ныне молим мы Святого Духа». Наконец, под непрерывное пение духовенства, школьников и зрителей, Катерину спиной вперед втащили на груду дров. Цепь вокруг тела и шеи затянули так туго, что лицо её побагровело. Сразу же штабель был подожжён и горел до тех пор, пока тело колдуньи не обратилось в пепел (Корреп, 1844 стр. 1228, 1229).

Ян Люйкен. Дорога на костер в Бамберге в 1520 г. Гравюра. Конец XVII в. Фрагмент. Венками из соломы девушек «украшали» в знак издевательства.

Как видно, своей сговорчивой покорностью колдуньи заслужили снисхождение. Их не рвали по дороге клещами, не осыпали бранью. Устроители казни предпочли жестокости чинное зрелище. Такое бывало и в других странах. Во Франции, например, образ кающейся грешницы закладывался уже в формулировку приговора. Скажем, приговор Жанны Алюмбер, 34-летней дочери батрака, звучал так: «Вышеозначенная обвиняемая будет передана в руки палача и будет приведена в рубахе, босая, к главному порталу приходской церкви Нантюа. Там, держа в руке горящий факел, она принесёт публичное покаяние, говоря и объявляя, как в мерзком неверии она забыла Бога, отречётся от прельщений и обманов дьявола, которому служила и поклонялась, будет каяться и просить прощения у Бога, Короля и Правосудия».

Казнь за колдовство в Германии. Гравюра. XVIII в. Фрагмент.

После этой трогательной сцены Жанну должны были задушить и сжечь. Чем заслужила она такое милосердие? Судя по всему, бедняжка тронулась рассудком на почве вечных разговоров о колдовстве. Вообразив себя ведьмой, она добровольно явилась в магистрат, чтобы «обратиться к Богу и быть сожжённой». Конечно, были соблюдены необходимые процессуальные формальности: допросы, поиск знака дьявола. А потом было решено набросить Жанне на шею удавку — вероятно, не без тайной надежды выманить других раскаивающихся ведьм на явку с повинной (1958 стр. 1049).

Я охотно верю, что судьи той эпохи считали страх перед мучительной казнью главной причиной скрытности. Демонстрируя милость, они, похоже, желали внести раскат в секту дьявола.

Оборотной стороной гибкой юридической практики было крайнее зверство по отношению к тем, кто упорствовал. Женщин, не желающих признаваться даже под давлением «улик», сжигали на костре из сырых дров. Делалось всё, что бы колдунья как можно дольше находилась в сознании. Сырое дерево разгоралось медленно. Языки пламени лениво лизали босые ноги — не более того. Когда пламя поднималось выше колен, костёр перетряхивали шестом. Долго ли это длилось? Очень долго. Сейчас даже трудно поверить, как долго. Фанатичный судья Жан Боден обосновал сию жестокость в книге «Демономании», написав:

«Кара, которой мы подвергаем ведьм, поджаривая и сжигая их на медленном огне, на самом деле не так уж велика, ибо не идёт ни в какое сравнение с истязаниями, которые они по воле Сатаны переносят на этом свете — не говоря уже о вечных муках, ожидающих их в аду. Земной огонь не может жечь ведьм больше часа… (Robbins, 1959 стр. 128)».

Какое утончённое лицемерие! Как умело сыграл Боден на струнах религиозных душ! Изящно упомянув об адском пламени, он ввёл новую точку отсчёта — и вот уже оболваненный читатель готов был согласиться, что казнь, растянутая на целый час, это сущая безделица.