Суер-Выер

Наш верп, прилетевший с неба, вызвал значительный переполох среди жителей. В нижнем белье они выскочили на улицу из своих домиков, в большинстве девятиэтажных с лоджиями, и принялись скакать вокруг якоря. Некоторые решительно хватали верп наш и пытались забросить его на «Лавра».

— Сбросить верп полегче, чем закинуть на борт, — заметил Пахомыч, крайне недовольный боцманом. — Господин Чугайло, вы мне еще ответите за этот якорь.

— Господин старпом, обратно я заброшу его играючи. По якорной цепи боцман легко, как шимпанзе, спустился на остров и только хотел кинуть верп, как туземцы окружили его, схватили и стали, как говорится, бить боцмана в белы груди.

Боцман машинально отвечал им тем же: хватал туземцев и бил их в белы груди.

— Сэр! Сэр! — кричали мы капитану. — Они бьют друг друга в белы груди!

— В сущности, — отвечал Суер, — в сущности некоторые из побиваемых грудей не так уж и белы. Но, конечно, надо выручать боцмана.

— Мне на боцмана наплевать, — говорил Пахомыч. — Главное — верп!

Вслед за капитаном и лоцманом и мы с Пахомычем поползли вниз по якорной цепи выручать верп и боцмана.

Как только мы ступили на сушу, туземцы кинулись на нас.

— Позвольте, — сказал Суер-Выер, — неужели на вас сверху ничего не кидали? Что вы так разъярились?

— Кидали! Кидали! — орали туземцы, потрясая нижним бельем.

— Вечно нас забрасывают всякою дрянью!

— Верп — вещь порядочная, очень изящный якорек, — сказал Суер. — А кто тут у вас за старшого?

Вперед выступил невысокий туземец с подушкой в руках.

— Позвольте представиться, — поклонился ему капитан, — Суер-Выер.

Туземец протянул руку:

— Калий Оротат.

— Боже мой! — сказал Суер. — Неужели Калий? Калий Оротат? Гениальный поэт? Это так?

— Да здесь все поэты, — недовольно поморщился Калий Оротат. — Надоели — сил нет.

— Неужто все пишут? — удивлялся Суер.

— Вовсю, — сказал Калий. — Да вы что, разве не слыхали про нас? Это ведь остров пониженной гениальности. Нас сюда забросили катапультой.

— Всех сразу? Одной катапультой?

— Да нет, разными. Из разных концов планеты. Но в большинстве пишут на русском. Даже вон тот парень по национальности сервант и тот пишет на русском. Эй, сервант, почитай что-нибудь достойным господам.

— Прямо не знаю что и почитать, — сказал сервант. — У меня много философской лирики, цикл верлибров, лимерики, танки, сонеты.

— Почитайте нам что-нибудь из философской лирики, — предложил лоцман Кацман, склонный пофилософствовать на досуге после мадеры.

Сервант поклонился и поехал:

Остров есть на окияне,
А кругом — вода.
Пальмы стройными киями,
Тигры, овода.
Я хочу на остров дальный
Топоров послать,
Палем блеск пирамидальный
Дабы порубать.
Чтоб горели топорами
Яхонты селитр,
Открывая штопорами
Керосину литр.
Чтобы штопором топорить
Окаянный мир,
Чтобы штормом откупорить
Океанный жир!

— Ну, это же совсем неплохо! — воскликнул Суер, похлопывая серванта по плечу. — Какая рифма: «тигры: овода»! А как топоры горели!? Мне даже очень понравилось.

— А мне так про керосину литр, — встрял неожиданно Чугайло. — Только не пойму почему керосину. Напишите лучше «самогону литр», будет сильней. И философии больше.

— А мне так очень много философии послышалось в слове «селитра», — сказал лоцман. — И в штопоре такая глубокая, я бы даже сказал, спиральная философия, ведь не только искусство, но и история человека развивается по спирали. Неплохо, очень неплохо.

— Может быть, и неплохо, — скептически прищурился Калий Оротат. — Но разве гениально? А? Не очень гениально, не очень. А если и гениально, то как-то пониженно, вы чувствуете? В этом-то вся загвоздка. Все наши ребята пишут неплохо и даже порой гениально, но… но… как-то пониженно, вот что обидно.

— Перестаньте сокрушаться, Калий, — улыбнулся капитан. — Гениальность, даже и пониженная, все-таки гениальность. Радоваться надо. Почитайте теперь вы, а мы оценим вашу гениальность.

— Извольте слушать, — поклонился поэт.