— Она расцвела от наших благородных поступков, — сказал Кацман.
— Каких же это таких?
— Ну вот, мы бросили боцмана на острове. Какой это был поступок благородный или неблагородный?
— Благородный, — сказал Пахомыч, — он нам всего «Лавра Георгиевича» заплевал.
Сэр Суер-Выер засмеялся и выдал старпому особо спелую и гордую грушу.
— Ну нет, — сказал он, — благородный поступок был, когда мы за ним приехали. И груше это явно понравилось.
— Ерунда, кэп, — сказал боцман, вынимая изо рта очередной кляп свой, — пока я бегал по острову, я ей все корни обтоптал!
Разгоряченный грушами лоцман запел и заплясал, и боцман, раскидывая кляпы, затопал каблуком. Мы обнялись и долго танцевали у дверей каюты мадам Френкель:
Эх, и хороший же тогда у нас получился праздник!
Ну, прямо — Самсон-Сеногной!
Глава тринадцатая
Адмирал
Я совсем забыл сказать, что с нами тогда на борту был адмирал Мордасов.
И многим не нравилось поведение адмирала. Он совсем уже выжил из ума и выкрикивал бессвязные команды, вроде:
— Тришка! Подай сюда графин какао, сукин кот!
А в другой раз он беспокойно хлопал себя по лысинке, вопрошая:
— Где мой какаду? Где мой какаду?
Чаще же всего он сидел на полубаке и шептал в пространство:
— Как дам по уху — тогда узнаешь!
Матросы не обижали адмирала, а Суер-Выер по-отечески его жалел.
Один раз Суер велел боцману Чугайло переодеться Тришкой и подать адмиралу графин какао. Какао, как и Тришка, было поддельным — желуди да жженый овес, кокосовый жмых, дуст, немного мышьяка — но адмирал выпил весь графин.
— Где мое какаду? — распаренно расспрашивал он.
Суер-Выер велел нам тогда поймать на каком-нибудь острове какаду. Ну, мы поймали, понесли адмиралу.
— Вот ваше какаду, экселенс! — орали мы, подсовывая попугая старому морепроходцу.
Адмирал обрадовался, хлопал какаду по плечам — кричал на нас:
— Как дам по уху — тогда узнаешь!
Стали мы подкладывать лоцмана Кацмана, чтоб адмирал ему по уху дал. Но лоцман отнекивался, дескать, некогда ему, он фарватер смотрит. А какой там был фарватер — смех один: буи да створы.
Навалились мы на лоцмана, повели до адмирала.
Старик Мордасов размахнулся да попал в матроса Вампирова. Закричал неунывающий матрос и за борт выпал.
Такого уж даже сэр Суер-Выер не ожидал.
Глава четырнадцатая
Хренов и Семенов
Издали мы заметили клубы и клоки великого дыма, которые подымались над океаном.
— Это горит танкер «Кентукки», сэр, — докладывал капитану механик Семенов. — Надо держаться в стороне. Как бы «Лавр Георгиевич» не воспламенился.
Мы удерживали «Лавра» в стороне, но течение Куро-Пиво неукоснительно волокло нас к дыму.
Никакого танкера, к сожалению, не горело. Дым валил с острова, застроенного бревенчатыми избушками, крытых большею частью рубероидом. Из дверей избушек и валил дым.
— Что за неведомые сооружения? — раздумывал Суер, оглядывая остров в грубый лакированный монокуляр.
— Думается, рыбьи коптильни, сэр, — предположил мичман Хренов.
— Дунем в грот, — сказал капитан. — Приблизимся на расстояние пушечного выстрела.
Пока мы дули, дым отчего-то иссяк. Что-то, очевидно, догорело.
— Высаживаться на остров будем небольшими группами, — решил капитан. — Запустим для начала мичмана и механика. Хренов! Семенов! В ялик!
Пока Хренов и Семенов искали резиновые сапоги, из неведомых сооружений выскочило два десятка голых мужчин. Они кинулись в океан с криком:
— Легчает! Легчает!
Наши Семенов с Хреновым отчего-то перепугались, стали отнекиваться от сходу на берег и все время искали сапоги. Кое-как, прямо в носках мы бросили их в ялик, и течение Куро-Пиво подтащило суденышко к голозадым туземцам. Те, на ялик внимания не обращая, снова вбежали вовнутрь неведомых сооружений.
Спрятав лодку в прибрежных кустах, мичман и механик стали подкрадываться к ближайшему неведомому бревенчатому сооружению. В подзорную трубу мы видели, как трусливы и нерешительны они.
Наконец, прячась друг за друга, они вползли в сооружение.
Как ни странно — ничего особенного не произошло. Только из другого неведомого сооружения вышел голый человек, поглядел на наш корабль, плюнул и вошел обратно.
Глава пятнадцатая
Пора на воблу!
Этот плевок оскорбил капитана.
— Бескультурье, — говорил он. — Вот главный бич открываемых нами островов. Дерутся, плюются, голыми бегают. У нас на «Лавре» это все-таки редкость. Когда же, наконец, мы откроем остров подлинного благородства и высокой культуры! Когда!?
Сэр Суер помрачнел, нервно теребя на груди лакированный свой монокуляр.
Между тем дверь ближайшей избушки распахнулась, и на свет божий явились голый мичман Хренов и обнаженный Семенов. Они кинулись в океан с криком:
— Легчает! Легчает!
Группами и поодиночке из других сооружений выскочили и другие голые люди. Они скакали в волнах, кричали, и скоро невозможно было разобрать, где среди них Хренов, а где Семенов.