— То, что я собирался сказать тогда… — Он замолчал, заметив, что всё еще держит в руке мокрую салфетку. Отбросив ее в угол, Роскоу продолжил: — Никогда не думал, что мне придется говорить такое женщине, на которой ЖЕНАТ, но я хотел спросить, что происходит между тобой и Лэмхорном.
— И? — Сибил дерзко фыркнула.
— Полагаю, что пришло время разобраться с этим. Ты никогда не говорила мне…
— Это ты не спрашивал, — вклинилась она.
— Ну, мы не так уж и часто разговариваем, — сказал Роскоу. — Мне кажется, что мы, как и многие супружеские пары, отдалились друг от друга. Не отрицаю, в этом есть и моя вина. Я рано встаю и ухожу на весь день на работу, а домой возвращаюсь настолько усталым, что перед сном успеваю лишь прочесть газету, если, конечно, в городе нет приличного концерта. До недавнего времени мне казалось, что с тобой всё хорошо, но примерно месяц назад я начал подозревать, что что-то не так. Я не мог не заметить этого.
— Что-то не так? — переспросила она. — Ты о чем?
— Ты изменилась, даже выглядишь по-другому. Стала вся такая напряженная, и взволнованная, и нервная, чуть что дуешься и срываешься. Так вот, с Лэмхорном мы давно общаемся, но вдруг я заметил, что в последнее время ты набрасываешься на него по малейшему поводу, ссоришься с ним как при мне, так и без меня. Когда бы я ни застал вас вместе, вы всегда ругаетесь.
— Так чем ты недоволен? — спросила Сибил, ее дыхание участилось.
— Дело касается здоровья моей жены! — ответил он и быстро заглянул ей в глаза. — Как только начались эти конфликты, ты стала постоянно нервничать. — Он подошел к ней. — Слушай, Сибил, мне необходимо знать, что происходит.
— Необходимо? — окрысилась она.
— Ты вся дрожишь, — серьезно заметил он.
— Да. И я так зла, что одной дрожью тут не обойдется, вот увидишь. Давай же, продолжай!
— Это всё, о чем я собирался поговорить тогда, — сказал он. — Я хотел спросить…
— Да, но то было ТОГДА. Да. А сегодня что тебе надо?
— Сегодня, — коротко и быстро сказал он, — я хочу знать, почему ты названиваешь ему и зовешь к себе, хотя он прекратил ходить сюда.
Она всем видом показала, что понимает, в чем дело, а затем произнесла:
— И о чем еще Эдит попросила расспросить меня?
— Мне нужно знать, что ты говоришь Лэмхорну по телефону, — грозно сказал он.
— Эдит приказала тебе узнать только это? Вы с ней виделись сегодня вечером, вот поэтому ты задержался, ведь так? А она сама не сообщила, о чем мы с мистером Лэмхорном разговаривали по телефону?
— Нет, ничего такого она не говорила! — Роскоу повысил голос. — Лишь сказала: «Передай своей жене, чтобы она прекратила звонить Роберту Лэмхорну и просить о встрече, потому что он не желает ее видеть!» Вот что она сказала! И мне надо знать, что сие означает. Я намерен…
В конце коридора показалась горничная.
— Ужин готов, — сказала она и, бросив взгляд на ссорящуюся пару, тихо исчезла в столовой. Роскоу не обратил внимания на ее появление.
— Я намерен выяснить, что происходит, — заявил он. — Я правда узнаю, что…
Сибил вскочила, почти налетев на мужа, и встала с ним лицом к лицу.
— Ах, ты НАМЕРЕН! — оглушительно вскричала она. — Хочешь разложить всё по полочкам, так? Выслушиваешь, как сестра злобно наговаривает на твою жену, а потом заявляешься домой и устраиваешь сцену перед слугами, унижая меня в их присутствии! Думаешь, эта ирландка не слышала каждое твое слово? Иди туда сам и ешь свой ужин в одиночестве! Давай! Ужинай один — я с тобой есть не собираюсь!
Он попытался удержать ее, но она вырвалась и, задыхаясь, бросилась вверх по лестнице. Дверь ее комнаты с грохотом захлопнулась, в замке громко звякнул ключ.
Глава 18
В последнее утро месяца, проходя в семь часов по коридору второго этажа по пути вниз на завтрак, Шеридан нашел на полу пару исписанных листов. Вечером Биббз не закрыл окно; заметки случайно остались на подоконнике, и не прикрепленные к блокноту листки улетели. Дверь оказалась нараспашку, а когда Биббз вошел в комнату и закрыл ее, он не заметил, что две страницы выдуло в коридор. Шеридан узнал почерк и опустил находку в карман пиджака, намереваясь передать их через Джорджа или Джексона владельцу, но забыл и увез их с собой в город. Днем, оставшись в обеденный перерыв в кабинете в полном одиночестве, он вспомнил про записки, вынул их из кармана и мельком просмотрел. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, что это не письма. Шеридан не позволил бы себе читать «частную переписку», попавшую к нему таким вот образом, хотя, «исходя из деловых соображений», он мог бы почувствовать себя обязанным воспользоваться предоставленной возможностью и забыть про такт. Удовлетворившись объяснением, что эти Биббзовы каракули всего-навсего образчик писанины, из-за которой тот не хочет работать в цеху, отец — довольно невинно — подумал, что он вправе прочесть записи.