Суета и смятение

Но так получилось, что, когда они добрели до нее, их слишком увлек разговор; Мэри посмотрела направо, Биббз налево, и их левый и правый взгляды пересеклись — и больше направление не меняли. Так уж вышло, что, чуть потершись в сутолоке у церкви, они миновали это довольно приметное строение, даже не осознав, что были с ним рядом, и успели пройти невероятное количество кварталов, прежде чем обнаружили допущенный промах. Впрочем, поняв, что возмутительно опоздали на службу, они решили не возвращаться, к тому же прогулка тоже выглядела неплохой перспективой. Утро было безветренным, под ногами хрустел снежок. Они гуляли по большей части молча, но на пути домой, свернув обратно примерно в полдень, вновь разговорились.

— Мэри, — после долгой паузы начал Биббз, — я лунатик?

Она усмехнулась, но мгновенно стала серьезной:

— Это тебя твой отец так называет?

— Да… если у него есть настроение мне польстить. Когда оно другое, прозвища иные. У него их целый список.

— Не принимай близко к сердцу, — мягко сказала она. — На него в последнее время свалилось столько бед. Вот ты это спросил, и мне его сразу стало жалко. Я всегда знала, что у него большая душа.

— Да. Большая и… слепая. Он как Геркулес, лишенный зрения и мыслей, кроме тех, что про могущество и желание стать еще сильнее. Но для чего эта сила? Ни для чего.

— Биббз, ты в этом уверен? Она НЕ МОЖЕТ быть ни для чего; надо быть сильнее для чего-то, даже если и сам не осознаешь цели. Не исключено, что он и подобные ему тянутся к чему-то настолько великому, что просто НЕ СПОСОБНЫ разглядеть венец своих устремлений… Цель так велика, что никому из нас ее не увидеть.

— Нет, он больше походит на слепое, неразумное существо, копошащееся под землей…

— Которое однажды прыжком вырвется оттуда на дневной свет, — весело закончила предложение Мэри.

— Выскочит в дым, — поправил Биббз. — Вот сегодня воскресенье, а ты только посмотри на всю эту сажу, замаравшую благородный снег. Это поросята расстарались — большие особи не так пачкают, по воскресеньям! У тебя на щеке пятнышко копоти. Какой-то поросенок запустил ее в воздух, а это всё равно что кинуть ей в тебя. Был бы этот пачкун посмелее, имел бы дело прямо со мной — я б его выпорол.

— Я и ПРАВДА испачкалась, Биббз, или ты говоришь гипотетически? Так КАК?

— Как? Щечки твои в саже — на каждой по пятну. Стоило мне упомянуть первое пятнышко, второе не заставило себя долго ждать.

Она тут же остановилась и протянула ему носовой платок, и он с успехом перенес почти всю черноту с лица на батист. И эта сценка выглядела совершенно естественно.

Так получилось, что в это время их обогнала пожилая пара, уже примерно квартал следовавшая за ними. «Смотри! — сказала жена. — Ты всегда ошибаешься, когда гадаешь про незнакомцев. И вовсе у них не медовый месяц, они давным-давно женаты. Это и слепой разглядит».

— Жаль, я не знаю, кто бросил в тебя сажей, — продолжил Биббз, осматривая печные трубы на крышах окружающих домов. — И эти люди ругают детей, кидающих снежки в трамваи, а сами…

— Эти же люди молчат, когда трамваи, проезжая, так трясут стены, что картины перекашиваются. И шум им тоже не мешает. Интересно, какова цена нервов, ежегодно страдающих от городского гула. Да, жизнь в «растущем городе» обходится недешево, даже если нам нечего достать из кармана.

— А кому идет вся плата? — спросил Биббз.

— Не мне! — засмеялась она.

— Никому. Никакой платы нет, есть лишь деньги. Да и те в достаточном количестве только у толстосумов из деловых кварталов. Именно такой судьбы для меня хочет отец.

— Да. — Она улыбнулась и кивнула. — А ты не хочешь этого, тебе это не нужно.

— Но ты же не считаешь меня лунатиком, видящим сны наяву, Мэри? — И он рассказал ей о новых планах мистера Шеридана, умолчав о страстности и живописности их представления. — Думаешь, правда на моей стороне?

— Никаких сомнений! — воскликнула она. — По-моему, в мире и без того слишком мало счастливых людей, а ты говоришь, что понял, что делает тебя счастливым. И если это мечты и сны — пусть так и будет!

— Сама мысль о том, что придется идти туда… иметь дело с деньгами… переполняет меня такой ненавистью, какую я не испытывал, отправляясь в цех! — сказал он. — Ненавижу! Ненавижу этот город, живущий только кучей денег… — да ты оглянись вокруг! Посмотри на него зимой. Снег так старательно пытается сделать его уродство выносимым, но уродство побеждает; оно само делает снег ужасным; он черен на поверхности и замаран у земли, там, где грязь и мерзость нечистых улиц. Но грязь, и уродство, и суета, и шум еще не худшее; хуже то, ЧТО эти грязь, уродство, суета и шум несут в себе! Внешнее внушает отвращение, но оно лишь выражает дух происходящего — этот слепой зародыш души, но пока он не душа… а просто алчность! И всё из-за глупых порывов «вперед»! Разве братство не лучше? Я бы не хотел никого обгонять, даже если бы мог; я бы с большей радостью помогал остальным не отставать от меня.