Суета сует

Всю последующую неделю Мила находилась под впечатлением от встречи с Богданом. Самое удивительное, что она не хотела говорить об этом даже с Катей, с которой у нее установились очень доверительные отношения. Мила знала, что, рассказав невестке о своем приключении, порадовала бы ее ранимую, восторженную натуру. Но Смыслова молчала. Она вообще не узнавала себя. Что-то необратимое произошло с ней, что-то радующее и, в то же время, беспокоящее. Мила стала мягче, терпимее, ранимее. Все чаще она ловила себя на мысли: ее трогает то, на что раньше она совершенно не обращала внимания. Проявлялась сентиментальность, не свойственная Миле. Она то и дело вспоминала детали этого удивительного вечера, радуясь, что не отвергла предложение незнакомого юноши. Теперь она была уверена в том, что поступила правильно. Ее портрет лежал у нее в кабинете на рабочем столе, и взгляд Милы то и дело возвращался к нему. На нее смотрела она сама, она, такая знакомая и такая неузнаваемая одновременно. Это была не та светская львица, которая гордо и неприступно взирала на мир с портрета, висевшего дома в гостиной. В нынешней Миле было и это, но, вместе с тем, главным, что сразу вызывало внимание, были глаза. Глаза женщины, пережившей все, знающей вкус успеха, побед, но и ощутившей горький аромат поражения, опыт ошибок. Мила не могла понять, как Богдану удалось так тонко передать все нюансы ее противоречивой натуры, переоценку жизненных ценностей, произошедшую с ней в последнее время. Как же Миле хотелось, чтобы этот портрет увидел Максим. Может быть, тогда не понадобятся слова. Он поймет, что она другая, и подарит ей шанс с достоинством признать свое поражение, раскаяться в ошибке, которой стал их развод? Как глупо так долго мучить друг друга. В январе будет год, как они расстались. Еще немного, и целый год. Он не пролетел, как обычно, потому что практически каждый день, а особенно во внезапно появившееся свободное время, Мила вспоминала свою жизнь. В ней было много хорошего, больше хорошего, чем плохого. И это светлое, доброе было неразрывно связано с Максимом. Не стало рядом его — все изменилось. Успех стал словно менее значительным, слава потеряла былой блеск, даже восхищение поклонников стало казаться лживым. Нет, это все не то, ради чего можно идти на жертвы. А она шла, много лет шла, расталкивая всех и вся, забывая об обычных человеческих ценностях. Ей не было дела ни до семьи, ни до каких бы то ни было проблем, не касающихся работы. И тогда она искренне верила, что поступает верно. Прозрение настало совершенно неожиданно, когда все как будто было в порядке. Как будто… Когда же один из них решится сделать шаг навстречу? Каждый день Мила думала об этом. Она любила Максима, но только расставание позволило ей понять такую простую истину. Она не хочет ничего из прошлой жизни, кроме его любви. Даже натянутые отношения с Кириллом казались ей скорее позерством, нежели чем-то принципиальным, идущим от сердца. Порой она сама провоцировала сына. Ничего, здесь время все смягчит. С единственной подругой покончено раз и навсегда. Мила не смогла простить ей черствости, ее отказа от возобновления отношений в столь трудный для Милы период: операция, моральная сломленность. Хотя, по большому счету, Ирина никогда не была ей особенно близка. Они и встречались в основном по инициативе Милы, а в ее доме Хмелевская бывала крайне редко, пожалуй, лишь в дни рождения своего крестного сына. Обижаться не на что. Наоборот, радоваться нужно, что наконец прекратили существование отношения, основанные на лжи, притворстве, подобострастии и откровенной лести. Миле нравилось, когда Ирина начинала свои хвалебные оды, ведь нравилось… Только Макс не позволял себе опускаться до такого. Он — единственный близкий человек, которому можно было безгранично доверять. Какая же она дура! Права была подруга, когда так сочно описывала достоинства Смыслова. Да, они все-таки разошлись, но это не могло ничего принципиально изменить. Двадцать пять лет так просто из жизни не выбросишь. И Макс любит ее, всегда любил. Он умел делать это без пафоса, без лишних слов и наверняка понял бы ее в случае с Богданом, ее желание протянуть руку помощи. Хотя мог бы и приревновать ее к этому юному дарованию, будь у Смыслова возможность хоть одним глазком взглянуть на портрет. Максим никогда бы не поверил, что можно уловить и так точно передать характер незнакомой женщины. Хотя Мила смогла бы убедить мужа, что это объясняется предельно просто — талантом. Сомневаться в том, что Богдан Зотов наделен даром от Бога, не приходилось. В очередной раз увлекшись разглядыванием своего портрета, Мила не услышала стука в дверь. Она продолжала задумчиво рассматривать его и тогда, когда к ней присоединился еще один человек. Прошло несколько мгновений, прежде чем Мила поняла, что она не одна. Вздрогнув, она резко подняла голову. У стола стоял Хлебников.

— Костя? — Мила засуетилась, запоздало пытаясь прикрыть портрет бумагами.

— Извини, но я честно стучал, — улыбнулся Хлебников. — Ты уделишь мне несколько минут?