Суета вокруг барана

-- Ты их больше слушай, этих врачей. Они от народа оторвались и народную медицину совсем не знают. Им бы только рецепты выписывать. А пишут специально так, чтобы никто ничего не понял. Такое накарябают, что втроем не прочитаешь. И больничный лист они дают только на три дня, потом к ним опять тащиться надо, и от этого человек еще больше болеет... Нельзя с ними никаких дел иметь.

-- Лечат все-таки, - попытался выступить в защиту традиционной медицины Лисенко.

-- Ага, лечат, - насмешливо фыркнул Урюбджур. - У меня друг в санатории есть, сантехником работает. Уважаемый человек. Сантехник он, правда, плохой, но голос у него хороший. Народные песни поет, на всех концертах выступает. У него тоже язва желудка была, и врачи ему все уши этой диетой прожужжали. А он их слушать не стал, только спиртом и вылечился. Но надо принимать регулярно - три раза в день. Здесь дисциплина нужна. Я тебя с ним познакомлю. Профессор, а таких простых вещей не знает. Надо ему сказать.

-- А они профессора, все со странностями, - объяснил Лисенко поведение шефа. - Сколько я их ни видел, все чудят. Наш вот, видишь, уверен, что если язва, то пить нельзя.

-- Я это понимаю, что со странностями, но чтобы водку не пить... - Урюбджур у которого после недельного загула голова была довольно тяжелой поморщился и вдруг застыл: - слушай, а как же ваш профессор тогда похмеляется? - Он уставился на Лисенко, и глаза у него от великого недоумения стали почти круглыми.

-- А он и не похмеляется, ему не надо.

-- Как это - не надо? - Урюбджура явно заклинило. - Похмеляться надо всем. Голова у всех болит.

-- Так он же водку не пьет, у него и похмелья не бывает. Значит, и похмеляться ему не надо, - спас от приближающегося шокового состояния своего собеседника Лисенко.

Урюбджур долго и старательно думал и в конце - концов уяснил.

-- Ты смотри, как интересно получается. Если не пить, так и похмеляться не надо. Вот ведь как в жизни бывает...

Студенты отправились вслед за начальством, а Галя, как ей было указано, осталась в лагере и тут же вмешалась со своими кухонными делами в серьезный мужской разговор.

-- Можно банку тушенки открыть, - предложила она, - можно салат сделать, могу яичницу поджарить...

-- Какую яичницу? - не понял Урюбджур, мысли которого в это время находились где-то далеко, в области целебных свойств вино -водочных изделий.

-- Это она про закусь, - объяснил Лисенко. - Закажем наше фирменное блюдо, - предложил он.

-- Я гость, ты угощаешь, - согласился Урюбджур, не имевший представления о фирменном блюде экспедиции. Какая разница, чем закусывать.

-- Давай свой фирменный и побольше, полную миску, - решил Лисенко. - Я только сейчас захвачу самое главное, - подмигнул он Урюбджуру. - Одну минуту.

Профессор занимал большую пятиместную палатку. Здесь хранились и все запасы продовольствия, и все имущество экспедиции, и наиболее интересные материалы раскопок. Лисенко тут же увидел ящик, о котором говорил шеф. Это был хорошо знакомый вьючник с длинными ремнями, каким-то чудом сохранившийся у шефа, еще с тех пор, когда он молодым аспирантом бывал на раскопках в этой же Калмыкии.

Лисенко отбросил крышку исторической реликвии и начал осматривать хранящиеся в ней сокровища. В ящике находился бритвенный прибор шефа, и новый шпатель, и старенький фотоаппарат со штативом, которым профессор делал снимки, катушка черных ниток и неизвестно как попавшая сюда пачка соли. А в углу стояли две четвертинки водки.

-- Две бутылки! - удивился Лисенко. Такого он даже от своего шефа не ожидал. И тут он поверил, что профессор человек непьющий. Это же надо - назвать четвертинки бутылками! Каким же далеким от мира сего и вино - водочных изделий так широко в нем распространенных должен быть человек, который может такое сказать.

Профессор, конечно, рассчитывал, что обмывание ограничится одной "бутылкой" и Лисенко с удовольствием подумал, что тут-то шеф и просчитался. Без всяких угрызений совести он прихватил с собой обе.

Урюбджур удивленно посмотрел на четвертинки, потому что подобной несерьезной тарой пренебрегал и, вообще, был уверен, что не могут два уважающих друг друга человека ограничиться такой малостью. Но из вежливости промолчал, полагая, что это только для начала.

-- Пошли ко мне в палатку, - решил Лисенко. - На улице еще жарко.

В палатке было не на много прохладней, но все-таки тень, и слабый ветерок продувал ее через поднятые края. Лисенко уселся на свою раскладушку, усадил Урюбджура на петину, а между раскладушками поставил ящик, вот и получился отличный стол. Потом порылся в вещмешке и вынул оттуда небольшой граненый стаканчик грамм на семьдесят. Тут и Галя заглянула в палатку.

-- У меня все готово - сообщила она. - Снедь подавать, или как?

-- Давай, неси... И чтобы быстро: одна нога здесь другая - там, и наоборот. Это у нас повариха из крепостных, - сообщил он Урюбджуру. - Талант у нее. Когда она что-нибудь приготовит - пальчики оближешь. Так что на закусь налегай с усердием. Только у нас в экспедиции и только в этом сезоне. Учти, ни в одном ресторане, такое не подадут.