Ахромеев был ошеломлен. Он спросил, не знаю ли я, почему Горбачев в последний момент изменил нашу позицию. Я так же, как и он, был крайне удивлен. Что делать? Решили, что Ахромеев сразу же пойдет к Горбачеву. Через полчаса он вернулся явно обескураженный. Когда он спросил Горбачева, почему он так неожиданно согласился на уничтожение целого класса наших новых ракет и ничего не получил существенного взамен, Горбачев вначале сказал, что он забыл про «предупреждение» в нашем меморандуме и что он, видимо, совершил тут ошибку. Ахромеев тут же предложил сообщить Шульцу, благо он еще не вылетел из Москвы, что произошло недоразумение, и вновь подтвердить нашу старую позицию по этим ракетам. Однако недовольный Горбачев взорвался: «Ты что, предлагаешь сказать госсекретарю, что я, генеральный секретарь, некомпетентен в военных вопросах, и после корректировки со стороны советских генералов я теперь меняю свою позицию и отзываю данное уже мною слово?»
На этом закончилась печальная история с ракетами СС-23. Так, в течение нескольких секунд разговора с Шульцем он, никого не спрашивая и не получив ничего взамен, согласился уничтожить новые ракеты, стоившие стране миллиарды рублей. У Горбачева была прекрасная память, и он, конечно, хорошо помнил об этих ракетах. Но понимал, что если поставить этот вопрос на обсуждение в политбюро, то он вряд ли получит поддержку нашего Генштаба, выступавшего против уничтожения таких ракет, фактически не подпадавших под договор. Вот почему Горбачев предпочел затем преподнести все это дело на политбюро как свершившийся факт в качестве завершающего «компромисса», открывшего дверь к подписанию соглашения с США. Можно добавить, что многие члены политбюро не знали толком, что это за ракеты СС-23, так как Горбачев говорил о них скороговоркой, а министр обороны Язов промолчал.
Когда Горбачев прибыл в Вашингтон 8 декабря 1987 года для подписания указанного соглашения, он, опять же без серьезного торга, согласился еще на одну уступку: уничтожить все ракеты СС-20 не только в европейской части СССР, но и в азиатской части, хотя в Азии они являлись частью нашей обороны против американских баз в Японии и Индийском океане, а также противовесом китайским ядерным вооружениям.
Политически этот договор, конечно, посылал важный сигнал всему миру: две сверхдержавы фактически молчаливо согласились с тем, что их долголетняя приверженность гонке вооружений не укрепляла их национальную безопасность и что они намерены теперь уделять больше внимания вопросам контроля над вооружениями.
Однако надо признать, что это соглашение было достигнуто ценою гораздо больших уступок с нашей стороны, чем с американской. И, думается, их можно было бы избежать, если бы мы проявили меньшую торопливость. Видимо, Горбачев считал, что сохранение динамизма в нашей политике оправдывает уступки. Такая тактика могла, конечно, иметь известное основание, но лишь до определенного предела, исключавшего создание выгодного для США прецедента в последующих переговорах.
Естественно, конфликт с военными усиливался. Особое недовольство вызывала деятельность Шеварднадзе, который, по их убеждению, проявлял чрезмерную готовность уступать американцам. Дело стало принимать порой характер открытых стычек на политбюро между министром обороны маршалом Соколовым и Шеварднадзе. Более того, работа совместной рабочей комиссии представителей Министерства обороны и Министерства иностранных дел, созданных для разработки позиций к переговорам с США по разоруженческим вопросам, стала все чаще и чаще заходить в тупик. Представители обоих министерств выполняли приказы своих министров, а эти приказы явно не состыковывались в единую позицию. Горбачев дал указание, чтобы в работе комиссии принимали участие сами министры. Однако и это мало помогало.
Тогда Горбачев сделал такой ход: во главе рабочей комиссии он поставил члена политбюро Зайкова, который занимался военной промышленностью и имел хорошие связи с военными, но как старый партийный работник внимательно прислушивался к генеральному секретарю. Это и делало в целом позицию Зайкова достаточно уравновешенной.
Работа комиссии, в которой и я принимал участие, стала продвигаться вперед, но все же недостаточно быстро, как хотелось бы Горбачеву и Шеварднадзе. Последний по-прежнему часто оставался в одиночестве на заседаниях комиссии. Тогда, как правило, он говорил: «Хорошо, оставим этот вопрос, я переговорю с Михаилом Сергеевичем».
Сам Горбачев вначале остерегался еще вступать в открытый конфликт с военными, но неожиданно ему помог непредвиденный случай. 29 мая 1987 года небольшой одномоторный спортивный самолет, которым управлял летчик-любитель из ФРГ, пересек советскую границу, долетел, не обнаруженный советскими средствами противовоздушной обороны, до Москвы и совершил сенсационную посадку на Красной площади.