Продолжая укреплять свой контроль над военным руководством страны, Горбачев становился все более активным и самоуверенным в вопросах разоружения. Он хотел быстрого продвижения, был заворожен большими возможностями в этой области и рукоплесканиями международной аудитории и, похоже, начал верить в свою исключительность и чуть ли не мессианство. Проводя по смыслу нужную стратегическую линию на значительное сокращение вооружений, он чрезмерно торопился, не очень обдумывая возможные серьезные последствия своих шагов, а подчас и поспешных импровизаций для всей страны. В этом была его слабость как практического политика. Очень часто (и это относится не только к проблеме разоружения) у него не было продуманного сценария для практического осуществления тех или иных замыслов, он имел лишь захватывающие наброски этих замыслов. На заседаниях политбюро, когда кто-либо высказывал осторожно озабоченность по поводу возможных последствий его инноваций, Горбачев отбрасывал эти сомнения как противоречащие «духу нового мышления и перестройки».
Почему Горбачев так торопился? Самолюбие? Стремление сохранить динамизм советской внешней политики? Или подсознательное опасение, что историей ему отведено слишком малое время для осуществления его реформ? Я не берусь давать точный ответ. Только он сам может все это объяснить.
В 1988 году окончательно сложилась горбачевская концепция «нового мышления», которая наиболее полно была изложена им на Генеральной Ассамблее ООН в Нью-Йорке в декабре того же года.
Горбачев привез большую и броскую программу одностороннего сокращения наших вооруженных сил на полмиллиона человек. Политический эффект такого заявления был большим, как в стране, так и за рубежом. Горбачева почти все хвалили за это. Он достиг, пожалуй, наивысшей точки своей популярности. Да и дело было действительно нужное. Однако серьезным недостатком всей этой программы, как выяснилось позже, явилось то, что ни Горбачев, ни советское правительство не имели разработанной программы быстрой реинтеграции такой большой массы людей в гражданскую экономику, а также создания конкретной системы европейской безопасности. Спустя два года Горбачев подписал договор между НАТО и Варшавским пактом о крупных сокращениях обычных вооруженных сил в Европе. Эта политика сокращений, хотя и правильная в принципе, но не продуманная по времени и не подкрепленная соответствующей материальной подготовкой и разъяснениями общественности страны, вызвала серьезный внутренний кризис в нашей стране, когда начался массовый вывод советских войск из Германии и Восточной Европы. Страна оказалась перед трудной дилеммой: где разместить войска? Где они будут жить? Что они будут делать? В результате идея сокращения численности войск – в его необходимости не было сомнения – в практическом осуществлении превратилась в тяжелое бремя для страны и кошмар для сотен тысяч военнослужащих и их семей. И это бремя было затем переложено на Россию, как и вопрос о безопасности страны в новых условиях, когда НАТО стремилось расширить свои границы.
Моральное состояние вооруженных сил быстро ухудшалось, военные и гражданское население одинаково задавались вопросом: как это Советская армия, все еще почитаемая как победитель во Второй мировой войне, теперь быстро отводится домой, как будто ее просто вышвыривали из Европы? Таково было трагическое наследие поспешных решений.
С 1990 года авторитет Горбачева быстро падал в партии, в армии и в народе. Растущие серьезные экономические трудности в стране ускорили этот процесс.
Напротив, за рубежом его популярность росла[34]
. Ему отдавали должное за улучшение отношений с Западом и за впечатляющий прогресс на переговорах с США по радикальному сокращению ядерных и обычных вооружений. В этом была, конечно, определенная доля его личных заслуг. Однако, оглядываясь назад, приходится признать, что дипломатии Горбачева в ее практическом осуществлении часто не удавалось добиться от США и их союзников, я бы сказал, более справедливых для нас результатов. Мы уже знаем, как был заключен Договор о ликвидации ракет средней дальности и меньшей дальности. То же самое, по существу, получилось и с Договором об обычных вооружениях в Европе. Наибольшее бремя сокращений вооружений и вооруженных сил и непродуманных передислокаций войск опять легло на нас. Недальновидность тогдашнего руководства привела к тому, что ныне России приходится выполнять непростую миссию по поддержанию мира на ее южных границах в условиях, когда численность ее войск и вооружения в этих районах резко ограничены условиями указанного выше договора. С большим трудом России приходится сейчас добиваться пересмотра наиболее неблагоприятных статей этого договора.